Арепьев выжил тогда, долечиваться уехал в Союз и первое время все ждал Мишку. Горевал, что не расспросил тогда у него точного адреса. Знал только, что жил Мишка где-то на Брянщине. Пытался искать — безрезультатно: канул друг, которому Николай был обязан жизнью, словно ключ на дно колодца. Ну а потом жизнь закрутила так, что не до поисков. Организовал свой бизнес. Начинал с малого, постепенно расширяясь, обрастая связями и деньгами и барскими замашками. О войне, конечно, помнил. Какое не забудется, но вот друзья боевые постепенно отходили на второй план. Иногда только, в особые даты, за рюмкой дорогого коньяка вспоминал всех, а особенно Мишку, жалея, что так и не довелось с ним встретиться после войны.
«А может, и нет его в живых, иконку ведь мне отдал», — думал он в те минуты. Где сейчас та картонная иконка, Николай Петрович и вспомнить не мог. Скорей всего, потерялась за столько времени. Хотя берег вначале, помня слова друга о том, что при встрече должны обменяться они этими дорогими сердцу реликвиями. Только постепенно и вой-на, и Мишка с его веселым, разудалым взглядом уходили в прошлое, пропала куда-то и иконка. И не надеялся уже Николай встретить Мишку, да и не узнал бы, наверное, за давностью лет.
А тут вот он, со знакомой хрипотцой в голосе, и, главное, глаза, смеющиеся, испускающие искорки света, такие теплые и близкие.
Николай Петрович повернулся было, но, вспомнив про встречу, взглянул на часы и поспешил в офис. Ничего, теперь-то он отыщет друга. Правда, обличье Мишкино ему совсем не понравилось. Видно, потрепала его жизнь — будь здоров. Да и пьющий он.
В кабинете Николай Петрович еще раз внимательно прочитал условия договора, выбросив сразу из головы все мысли и об Афгане, и о Мишке. Не до этого. Австриец должен был приехать к трем часам, и к этому времени все следовало подготовить. Отдав последние распоряжения, Николай Петрович погрузился в бумаги.
Ближе к обеду звякнул телефон внутренней связи-.
— Николай Петрович, тут к вам пришли, — отрапортовал охранник.
— Кто? Я никого не приглашал. Я занят, — повысил голос Арепьев. Без предварительной записи к нему давно уже никто не ходил.
— Знаю, — охранник был растерян, — только… он говорит, что вы его обязательно примете.
— Да кто он? — Николай Петрович почти кричал. — Впрочем, без разницы, скажи, что у меня сейчас важная встреча.
— Николай Петрович, вы в окно посмотрите. Гражданин утверждает, что вы его знаете.
Арепьев в сердцах кинул авторучку на стол и подошел к окну. Внизу, задрав голову кверху, стоял сегодняшний бомж с «Курской». На голове у него была надета кепка-ушанка с обгоревшими краями. Мишка улыбался во весь рот и призывно махал рукой Николаю Петровичу. Гнев захлестнул Арепьева. И как он смеет являться сюда? С минуты на минуту приедет австрийский представитель и не дай бог увидит у дверей офиса оборванца. Да и ему, Николаю Петровичу Арепьеву, директору престижной фирмы, негоже принимать у себя в кабинете бомжа. Да, давнишний друг, да, вместе воевали, но ведь сколько воды утекло, и потом, встретиться с Мишкой можно и на нейтральной территории. Например, возле метро. Ведь наверняка пришел денег в долг попросить. На выпивку.
Включив громкую связь, Николай Петрович четко произнес:
— Гони.
…Встреча, как и предполагал Арепьев, оказалась удачной. Контракт был подписан, потом состоялся дружественный обед и, проводив гостя, расслабленный после хорошей выпивки и закуски Николай Петрович вспомнил про визит Мишки. И сразу засосало под ложечкой чувство вины, хотя и пытался Арепьев оправдывать себя, выставляя главной причиной своего поведения чрезвычайно важные обстоятельства.
«Ладно, поймет Мишка, — думал Николай Петрович, собираясь домой, — найду его, все объясню — и поймет».
В кармане заверещал мобильник.
— Машина у входа, — сообщил Сергей.
— Ты вот что, — проговорил Николай Петрович задумчиво, — можешь быть свободен. Я сам доберусь.
Проходя по коридору и спускаясь вниз по лестнице, Арепьев решил отправиться на «Курскую» и попытаться отыскать Мишку. Все-таки он никак не мог отделаться от чувства неловкости.
Выйдя на улицу, он сразу направился к машине, а подойдя поближе, замер словно вкопанный. На капоте лежала обгоревшая по краям старая кепка-ушанка.
Арепьев, чувствуя, как ноги налились тяжестью, подошел к автомобилю, взял кепку, нащупал пальцами маленькую круглую дырку сзади. Из-под подкладки что-то выпало.
Теплый вечерний ветерок подхватил маленькую синюю бумажку и погнал по тротуару, потом прижал к земле. Пятидесятирублевка юркнула в полуоткрытый канализационный люк и пропала.