Я вернусь

Ведь Симонов вначале посвятил этот манифест любви и надежды жене – актрисе Валентине Серовой, а затем отозвал посвящение. Странным образом остывшая страсть нашла в ней отклик, ведь у нее тоже было чувство такой силы и чистоты, что могло бы затронуть миллионы душ, обладай она хотя бы каплей таланта Симонова. А затем это чувство ушло. Но не из-за предательства и измен, а по странной воле кого-то сверху.

– Жди меня, и я вернусь, только очень жди, – тихонько начала Нина.

Глаза немедленно наполнились слезами – интимная лирика и воспоминания о собственном счастье, что никогда не повторится, да и накопившаяся усталость дали о себе знать. Она посмотрела в окно в тщетной попытке скрыть слезы, но Фрэнк их заметил и деликатно отвел глаза, вслушиваясь в рычащую мелодику незнакомого языка и пытаясь услышать в нем знакомые ноты.

Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест всем,
Кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Кроткий мелодичный голос Нины набирал силу, и Фрэнку начало казаться, что через нее говорят сотни, тысячи женщин. Интересно, о чем этот стих?

Нина тем временем неожиданно перешла почти на шепот.

Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет:
– Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, –
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Оба молчали. Вдалеке на школьной парковке зарычали первые моторы – приезжают старшеклассники из соседнего городка, надеются покурить за школой, пока никто не видит. Фрэнку не хотелось нарушать странное очарование.

– О чем это стихотворение?

– Это поэт, который пошел на войну, написал своей жене с просьбой его дождаться.

– Дождаться? А что она могла сделать? Изменить? – удивился Фрэнк.

– Не только, – тряхнула головой Нина, слов не хватало, чтобы высказать свои чувства и эмоции, и это впервые задело по-настоящему.

О любимом предмете она могла говорить часами, и ей очень хотелось, чтобы этот невзрачный человек понял то, что почти восемьдесят лет тому назад хотел донести Константин Симонов, вернувшийся со своей первой поездки на фронт и увидевший собственными глазами все ужасы войны.

– Wait for me, and I’ll be back, But wait for me very… – Нина запнулась, почувствовав, что не сможет правильно перевести фразу, и отчего-то отчаянно смутившись.

Быстрый стук в дверь, стук створки, ударившейся о стену, и одуряющий запах недорогой парфюмерии.

– Нина?

Очарование рассеялось, Нина вскочила с кресла, развернулась и уставилась на Богдану. Та была при полном параде – высокие каблуки, более чем щедрое декольте, слишком густой для утра макияж и белоснежные зубы, придававшие ей определенное сходство с молодой норовистой кобылкой. Наверное, пришла забирать документы из школы, кажется, вчера она говорила о том, что переводит свою дочь в частное заведение.

– Ты что тут делаешь?

За спиной Богданы маячила свежевыкрашенная в рыжеватый оттенок челка ее мужа Джорджа, он улыбался во весь рот и жизнерадостно выкрикнул:

– Хеллоу, Нина, как дела?

Та не успела ответить, как Богдана, бросив заинтересованный взгляд на Фрэнка, уже успевшего встать и наблюдающего за всей этой картиной, прошептала драматическим шепотом:

– Ты что это, с этим калекой шуры-муры завела?

– Почему калекой? – опешила Нина, кроме Рози, Фрэнк казался ей самым здоровым человеком из всех, кого она здесь встретила.

– Ну как, у него ж рука больная, Жоржик говорил, что ее в комбайн или еще куда-то затянуло, я не поняла. – Богдана тут же обернулась к мужу и помахала ему ручкой, радостно смеясь: – Да, дорогой?

Тот, игнорируя супругу, бочком протиснулся в кабинет и решительно направился к Фрэнку, протягивая ему руку и начиная что-то быстро и напористо говорить. Штраф в пятьсот долларов платить отчаянно не хотелось, и он надеялся договориться с директором, списать все на дуру жену и клятвенно пообещать, что в будущем это не повторится. Он притащил с собой и супругу, чтобы убедить директора, что она раскаялась и они действуют единым фронтом.