Я вернусь

Уж не знаю, в рубашке ли я на свет появился, но везло мне так, что даже самому иной раз не верилось. Еще задолго до войны, с самого детства я не верил ни в абаасы, ни в Бога, ни в черта. В Маркса с Лениным верил. Но был один такой случай на фронте, после которого я, комсомолец и атеист, в Бога поверил…

После того как наш разведывательный взвод разбили, мы остались служить в штабе полка. Затем двоих наших в автоматную роту определили, а меня оставили связным при командире полка. То ли расторопность им моя понравилась, то ли немногословность. Я письма личные относил, да всякие депеши.

Стояла наша 38-я Краснознаменная гвардейская дивизия, 113-й полк возле города Миллерово в Ростовской области. Там и бои шли. Уже Луганск впереди маячил, многие километры мы по Задонью отшагали. Зима была на исходе.

Добрались мы как-то до хутора Ворошиловка. Там остановились. После нелегкого перехода многие штабные спали, и я прикорнул. Едва засыпать начал, как меня разбудили. У начальства было срочное задание:

–– В шести верстах отсюда расположена деревня Ореховка. Рядом с ней расположена наша танковая часть. Передашь их командиру это, – сказал командир, вручая мне плотный запечатанный сургучом пакет. Комполка был пожилой человек, которого я еще ни разу за время службы связным не видел в погонах, вообще подтянутым. И в тот день, когда он давал мне задание, как и всегда, что я видел его до этого, он носил какую-то теплую жилетку поверх мундира.

–– Так точно, – сонно ответил я, как положено по уставу. – Разрешите выполнять?

–– Погоди, – остановил меня командир. – Ночью назад не приходи. Заночуй в селе и возвращайся засветло. Уже к самому Миллерово.

Такой приказ мне пришелся по нраву. Отдохнуть в деревне в теплой избе, а если получится, то и помыться в бане, было намного привлекательней, чем возвращаться в неуютное расположение. Возможность помыться была самой приятной стороной этого задания. А то к тому времени вши меня одолели так, что терпеть нестерпимый зуд, уже не было мочи. В наступлении пришлось забыть о банно-прачечных днях, даже иногда одежду на чистый комплект поменять сил и времени не было.

Собраться было недолго – шинель, ватник, автомат, гранат парочку и вещмешок свой. Засунув пакет поглубже за пазуху, я отправился выполнять задание командира полка. До танковой части добрался без приключений, правда, меня чуть не подстрелили ихние караульщики. Нашел указанного майора-танкиста, передал пакет. Тот сразу разорвал его, прочитал и выдал мне обратно надорванный пакет с лиловым штампом: «Донесение принято». Меня покормили, после чего я отправился на долгожданный ночлег в Ореховку.

Хоть и было до деревни рукой подать, не обошлось без приключений на таком коротком отрезке. Между расположением танкистов и Ореховкой лежало большое озеро, подернутое тонким слоем льда. Лед мне показался тонким и, боясь провалиться, я, несмотря на большой соблазн срезать путь и добраться раньше, пошел в обход. Знаю я эти весенние льды, в Якутии их даже дети опасаются.

Тут, откуда не возьмись, немецкий «мессер» в небе нарисовался. Заметил меня фашистский летчик и решил, видимо, позабавиться, подстрелить одинокого солдата, то ли делать ему было нечего, то ли специально летал над нашими позициями, разведывал что-то. Как резанул по мне из пулеметов! А я прямо под ним стоял столбиком. С обеих сторон от меня снежная стена от врезавшихся в сугробы пуль выросла, выше человеческого роста. Не попал в меня, сволочь! А авиационный пулемет-пушка орудие особенно неприятное, даже на войне. Пуля его для поражения бронированных бомбардировщиков и других самолетов, больше обычной раза в пять. Попадет одна такая в человека и обычно даже врачи не помогут: рвет на части, кости, мясо, каску – все навылет.

Ругаюсь на фрица на чем свет стоит и почему-то не боюсь его ни капельки. Вот уверенность изнутри прет – все со мной будет хорошо! Гляжу, разворачивается фриц, будет второй заход делать. Ждет, что я побегу, как затравленный заяц, милое дело погонять беззащитную жертву по снегу. Я бы как таракан в сметане там барахтался, ни подвижности, ни укрытия. А я из полосы , которую он пулеметами прорешетил в снегу с первого раза, даже не вышел.

Лег на спину, чтобы шальной пуле не попасться и от всей души фигу ему сунул, прямо по курсу истребителю.

–– На, гнида, выкуси! – кричу.

Не стрелял больше немец. То ли патроны кончились, то ли… обиделся за фигу…

Переведя дух, я продолжил свой путь в деревню. Наст на сугробе лежал крепкий. По нему я быстро дохрустел до Ореховки. Вот она, деревня, что желаннее всего на фронте для каждого солдата. Мирный быт, – вот чего хочет душа на войне…