Исхак хотел вмешаться, но страх сковал его. Оставалось только наблюдать, как сын прокуратора все слабее и слабее отбивался от ударов, как алая жидкость скапливалась у его головы. Палатин не знал пощады, повторял без конца:
— Сдохнешь-сдохнешь-сдохнешь…
«Сделай же что-нибудь! Не стой столбом!»
Но внутренние приказы слабо помогали. Слуга разъяренно ревел, не прекращал бить руками и ногами по уже несопротивляющемуся телу. Вдруг он рванул руку сына прокуратора с такой силой, что в плече хрустнуло.
— Прекратить! — Прогремел богоподобный голос.
Палатин застыл, словно замороженный, бросил взор на пришедшего и побелел. Страх в его глазах все рос.
— Что здесь произошло?
В коридоре возник королевский министр Квинт. Он словно состоял из теней: дорогой черный плащ ниспадал так, что не было видно сапог, как и оружия. Лишь измождённое лицо отчетливо выделялось в свете.
— Объяснись, раб, или сдохнешь! — сказал Квинт, кипя от гнева.
Палатин упал на колени и принялся лопотать:
— Хозяин, я невиноват! Доминик сам меня вынудил! Я тщательно следил, чтобы он не ходил в башню старейшин и не осквернял своим присутствием здешние стены. Но этот подлый мальчишка обдурил меня и убежал с новеньким…
— Я все понял, — неожиданно спокойно сказал Квинт. Лицо его разгладилось, голос утратил жесткую хриплость.
Исхак по-прежнему не мог пошевелиться, не веря в происходящее.
— Подойди ко мне, раб, — попросил министр. — Ну же! Смелее, я не обижу тебя.
Всхлипнув, Палатин поднялся, неуверенно поплелся к нему. Слезы катились по его лицу, губы дергались, кривились.
— Ближе, ближе… Я понимаю… Всё понимаю… Сын прокуратор заслужил такое обращение… Тебе ничего не будет…
Квинт резко подскочил к слуге и вцепился мертвой хваткой ему в горло. Тот беспомощно замахал руками, тщетно стараясь вздохнуть. Несмотря на худобу, министр не отпускал свою жертву, сжал челюсти. Палатин отчаянно попытался стряхнуть его с себя. Через несколько бесконечных мгновений раб безвольно повис на руке, затихнув.
Квинт брезгливо скривился, бросил тело себе под ноги и посмотрел на Исхака. Он казался воплощением бога смерти.
— Ты серьезно влип, малец.
Глава третья. Мора
Ей всё снилось. Мора поняла это после того, как зачерпнула горсть снега и покатала её в руках. Пальцы не обжигало от холода.
Она была тепло одета: сделанные из грубой кожи сапожки до колена, две пары штанов, бесчисленное количество кофт и черный плащ с капюшоном. Словно отправили в поход вместе с людьми Тиберия.
Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась белая безжизненная пустыня. Поэтому Мора беззаботно шла вперед, изредка сворачивая то направо, то налево. Какая разница? Вокруг все равно снег! Чернело небо над головой, блестели звезды. Однако их свет казался искусственным, словно жар-камни горели далеко-далеко. Стоило сосредоточить на чем-нибудь взор, как вещи или места теряли детали, становились плоскими. Например, смотришь на варежки, различаешь потертости, торчащие нити, а потом вдруг всё пропадает.
Мора не обращала на это внимание и продолжала идти. Снег хрустел под ногами, дыхание вырывалось белыми облачками. Казалось бы: надо бояться, звать людей, но орган, отвечающий за страх, видимо, отказал. Сон рано или поздно закончится…
Огненный Шар освещал ледяную пустыню, но отчего-то не мог разогнать тьму в небесах. Порой Мора останавливалась и пыталась разглядеть дагулов. Их очертания угадывались далеко за горами, однако то и дело растворялись во мраке.
«Как мне проснуться?»
Мора сняла варежку, бросила под ноги и, не мешкая, укусила себя за большой палец. Укусила больно, до крови. Алые капли принялись срываться на невероятно белый снег. Сон не ушел. Она по-прежнему бродила по бескрайней пустыне.
Когда сил на то, чтобы двигаться дальше, уже не было, пространство вокруг неё преобразилось. Вмиг абсолютная тишина сменилась воем и криками. Десятки, сотни, тысячи людей сидели на снегу.
«Откуда они появились?»
Пепел покрывал худые тела так плотно, что не оставлял чистых мест. Сгорбленные, скрюченные, исторгающие из себя вопли страдальцы тянули дрожащие руки к Огненному Шару в надежде… в надежде на что? Согреться? Докричаться до богов? Люди, изредка касаясь пальцами налитых кровью глаз, не отрывались небес, словно надеялись вознестись туда и утонуть в черноте.
Мора обходила их, стараясь не задевать. Вскоре плащ все равно испачкался в пепле. Наконец, она увидела знакомое лицо и уверенно, расталкивая людей, направилась вперед.
— Тит! Тит! Я тут!
Мальчик сидел на снегу, скрестив ноги, и ладонями опирался о колени. Из одежды на нем была лишь грязная набедренная повязка. Как у остальных страдальцев, его тело покрывал плотным слоем пепел.
— Тит! — крикнула Мора, чуть не упав из-за чьей-то раскинутой ноги.
Мальчик заметил её, едва улыбнулся и сказал:
— Я рад тебя видеть!
Она опустилась на колени перед ним и, не обращая внимания на грязь, обняла. В ноздри ударил запах гари, отчего во рту появился горьковатый привкус.
— Нам надо поговорить, — сказал мальчик. — Времени мало.