Я вернусь (СИ)

Вероятно, удастся как-то его живить. А может до Сира даже коснуться нельзя: по легендам простые смертные тут же сгорали в священном огне, если дотрагивались до бога. Впрочем, прокуратор особо не верил в глупые выдумки. Чем больше смотрел на дагула, тем сильнее убеждался, что тот практически не отличается от некоторых ползучих тварей в подземных переходах Юменты.

«Хвала богам, что нет рядом со мной старейшины Актеоуна».

— Страшно? — спросил Немерий, наблюдавший вместе с ним за павшим ящером. Они стояли перед входом в своей переносной домик.

— Конечно. Так долго ждал этого момента. Не поверишь, но колени трясутся, как у ребенка, нагруженного мешками с зерном.

— Красивое сравнение. Надо запомнить.

— Может, стоит оставить часть палангаев в лагере? Не опасно ли бросать все силы на дагула?

Мимо пробежал палангай, держащий в руках связку мечей.

— Боюсь, никто не захочет торчать здесь, — сказал Немерий.

— А если легенды не врут? Вдруг, когда мы подойдем достаточно близко к Сиру, нас всех сожжет священный огонь?

— Фатум, — коротко ответил кудбирион, ежась на холоде.

— Звучит глупо.

— Жизнь вообще глупа, друг, и полна бессмысленных поступков. Если бы люди руководствовались лишь логикой, то давно бы подохли.

Тиберий шмыгнул носом. От редких порывов ледяного ветра сводило зубы.

— Видел, Авле стало лучше, — сказал он.

— Не только ей. Где-то потестатем назад очнулись Кретика с мужем. Лекарь говорит, они оба поправились.

— Так странно…

— Боги наконец-то на нашей стороне, друг, — заявил кудбирион. — Уж это ли не повод для радости? Возможно, мы даже вернемся домой.

Тиберий пожал плечами, сказал:

— Все равно нельзя терять бдительность. Я очень беспокоюсь, если честно. Что-то идет не так. Чувствуешь?

— Ты про смерть старейшины и черных плащей?

— Не только.

Кудбирион натянул маску на лицо:

— А какой у нас, смертных, выбор? Только идти вперед.

— Ладно, надо выдвигаться. Только Авлу, Кретику и других придется оставить в лагере.

— Разумеется, — сказал Немерий, кивнув. — Я отдам приказ палангаям.

Вскоре всё было готово к решительному броску. Сани стояли в два ряда у переносных домиков, палангаи ожидали команды от кудбириона. Скрипели ремни, десятки глаз не отрывались от ящера Сира, чьи кожистые крылья трепетали на ветру. Волнение, уже привычное и тревожное, охватило людей. Скоро они смогут коснуться чешуйчатой брони бога. Это было странно и необычно.

Прикрепив ножны с длинным мечом к поясу, Тиберий взобрался на бегунки. От страха тело била дрожь, не получалось усесться поудобнее. Дождавшись друга, кудбирион поднялся и крикнул:

— Вперёд, братья! Давайте уже поскорее спасем Сира и вернемся домой.

Раздались радостные крики, скрип снега, и вскоре все сани, запряженные солдатами, направились к летающему ящеру. Прежде, чем плюхнуться на сиденье, кудбирион обернулся, бросил взор на переносной домик, в котором его ждала предательница Авла. Тиберий так и не смог поверить в слова старейшины Актеоуна и потому оставил девушку в тепле и в относительной безопасности. Не место беременной среди солдат. Тем более, когда они шли к дагулу.

«Гордилась бы ты мной, Юлия? Я не прислушался к старому дураку и сделал всё по-своему. Но я ведь человек, а не даген! Даже враг заслуживает пощады. К тому же Авлу вынудили работать на вероотступников. Где бы ты не была, Юлия, надеюсь ты поймешь. Я просто не могу. Прости».

— Надень маску — обожжешь лицо, — сказал кудбирион, держась за костяные поручни.

— Ты её любишь?

— Кого?

— Ты знаешь.

Повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым сопением палангаев да скрипом снега. Тиберий подумал было, что друг не ответит, но тот сказал:

— Люблю. Она не заслужила этих страданий.

— Значит, старейшина вовремя умер.

Тяжесть воспоминаний давила на Тиберия, не давая сосредоточиться на броске к павшему ящеру. Картины, запахи, звуки, ощущения сыпались из прошлого, словно драгоценные камни из порванного кармана торговца. Жизнь представлялась чередой бед и страданий, изредка в которой возникали периоды счастья, но здесь, в ледяной пустыне, Тиберий болезненно осознал, что на деле всё обстоит куда сложнее. Право на хорошее необходимо заслужить через боль. Без неё нельзя ценить то, что имеешь.

Детство Тиберий провёл в бедности, не доедал, воровал, грабил… Родителям было наплевать на него: отец вечно ошивался у шлюх, а мать унимала горе хмельной настойкой, пока не умерла от красной желчи. И что ждало мальчика в дальнейшем? В лучшем случае он бы стал витамом, копателем, жил бы в глиняной лачуге — грязной и смердящей бедностью. Тиберий понимал это с самых юных хакима. Поэтому выдумал собственные принципы, которые позволяли не скатиться на самое дно. Например, он никогда и ни при каких условиях не убивал людей. Многие его друзья перерезали глотки спящим пьяницам, дабы посмотреть на чужие страдания…

Возможно, именно благодаря своим принципам мальчику повезло, и его заметил сам Безымянный Король. Владыка увидел в грязном оборванце-несмышленыше нечто, что выделяло из толпы. Он неустанно перед смертью любил повторять Тиберию: «У тебя, мой друг, хребет, как у филя — его ничем не сломить».