Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу

Ну а позднее, на юбилее Рязанова, мы драматизировали момент, и я вышел уже иностранкой, в женском обличье, одним своим видом вызывая небывалый для зала «Октябрьский» фурор. Я начинал тарабарить на своем псевдоиностранном языке минуты две. Ширвиндт напряженно ждал и что-то записывал в блокнот как переводчик. Потом: «Мммм… ага…сейчас… секундочку… мммм… ээээ… Дорогой Эльдар!» И это весь перевод двухминутного текста. Эффект. Я продолжаю. Ширвиндт переводит: «Я встречал ее в Шереметьево один. Нет. Я встречал ее в Шереметьево-2. Один. Один я встречал ее в Шереметьево-2».

Потом Ширвиндт переводил о казусе, произошедшем с гостьей: «Она уже три дня в Москве, но еще нигде не поселена. Ей заказали номер в гостинице «Космос», а там таксист перепутал и привез ее в гостиницу «Колос». Чистая большая комната, рядом с ней шесть оленеводов. Удобства во дворе. А двора нет».

Дополнение картины от Роксаны Бабаян:

«По-моему, Миша первый, вообще, на нашей эстраде переоделся в женщину. Я думала, что зал не откачают.

Мы это платье делали втихаря, чтобы никто ничего не знал, хотя Шура, естественно, знал об этом. Платье Миша взял в театре, парик тоже, а босоножки мы ему на Тишинском рынке подбирали.

Тогда целая толпа на Тишинском собралась — наверное, со всего рынка люди сбежались. Державин босоножки примеряет! А он еще так тщательно к вопросу подошел: «Нет, здесь немного подъем жмет. А нет ли другого размера?» Капризничал, пока босоножки идеально не подошли, да такие стильные — на широком и высоком каблуке, с замечательными блестками.

Ресницы наклеили. Клипсы надели. Сумку я ему свою впихнула. И до самого выхода на сцену никто этого не видел: мы переодели Михаила Михайловича прямо за кулисами в одну секунду. В зале «Россия», которого уже нету, были огромные кулисы. Прямо перед выходом на сцену — тяжелые портьеры, и мы в их широких складках Мишу мигом переодели. Даже кольца успели надеть и браслет под цвет люрексового платья.

И когда он вышел, все буквально полегли — и за кулисами, и в зале. Что было с Андрюшей Мироновым, что было с Геной Хазановым, с Эльдаром Александровичем Рязановым! На сцене сидел еще Микаэл Таривердиев… И все они просто полегли, как колосья».

Снова говорит Михаил Михайлович:

«Это надо было видеть. Этот номер — лишь одна из заготовок, которая начинялась подходящим фаршем для очередного события, хотя всегда это было что-то новенькое на базе старенького. И это (удивительно!) не надоедало и вызывало искренний смех в самых неожиданных местах. Как, впрочем, и в театре, ведь спектакль не может быть одинаковым всегда. Из раза в раз, а то и из сезона в сезон он растет, крепнет, наполняется живительными соками, приобретает свежие неожиданные краски. Мы не только играли, но также смеялись и над самими собой. Наш номер о создании спектакля мы старались наполнить красками эмоций, драматизма. Мы пародировали сами себя!

Так было и с другими пародиями, например на «Кинопанораму», где ведущий передачи (Александр Ширвиндт) знакомит зрителей с «хорошо всем нам неизвестным Закадром Внекадровичем Нетронутым (моя роль), который… не снялся практически на всех киностудиях нашей страны…

— Почему на всех? Я так стабильно не снимаюсь на «Мосфильме», «Ленфильме» и студии им. Горького.

— А где вы еще не снимаетесь?

— Одновременно у нескольких режиссеров…

— Скажите, а это не вы снимались…

— Нет, не я.

— А вот тот яркий эпизод, который…

— Без меня.

— Вот тут скандал был…

— Вот это со мной…»

Сцена из спектакля «Счастливцев — Несчастливцев» (1997)

Ведь где бы мы ни показывали эту миниатюру, невозможно было угадать, какая будет интонация в этот раз, и все было очень понятным, смешным и артистичным, с достаточной долей как критики, так и доброго юмора.