Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу

Многие дуэты распадались по многим причинам, таким как неактуальность, потеря кого-то из пары или, что чаще всего, просто надоели друг другу до чертиков. В нашем случае, слава богу, такого не случилось.

Мы старались идти в ногу со временем — делали пародии на известные передачи, на личности, такие как Кашпировский с Чумаком, на тему разрухи колхозов и на тему бизнесменов — новых русских и т. д. и т. п. Как-то у Александра Анатольевича спросили, как же так, что вы оба не поссорились за столько лет, он объяснил, что, во-первых, Державин — «патологически неконфликтный» человек, с ним просто невозможно поссориться. И если назревает со стороны Шуры какая-нибудь буря, то ему немедленно говорится такое: «Стоп, я — национальное достояние!» — «Где?» — «В нашем дуэте». — «Ааа…» И все.

И еще: если мы часто на эстраде, а иногда в кино и в спектаклях вдвоем, это совсем не значит, что мы и живем вместе. Хотя в самом начале нашей популярности у народа возникала масса вопросов самого бытового характера: где мы одеваемся, что пьем, кто наши дети и, наконец, чья жена Роксана Бабаян?

— Скажите, пожалуйста, Александр Анатольевич, та женщина, с которой вас видят все время на Арбате, это ваша жена или та, о которой все говорят?

— Я родился в Москве в 1934 году.

— Благодарю вас. Еще вопрос: вы курите фирменные сигареты, табак. Скажите, где вы все это…

— Я родился в Москве в 1934 году.

— Когда?

— В Москве.

— Где?

— В 1934 году.

Наше долголетие заключается в том, что мы можем и умеем друг от друга отдыхать и не сильно уставать при этом вместе».

Разные характеры

Надо заметить, что Шура всегда был в лучшем положении, чем я. Ведь он старше меня на два года. Поэтому он для меня был уважаемым человеком даже тогда, когда мы только познакомились (мне было 11 лет, ему — 13). Я его слушался, для меня он всегда был прав. Так это и продолжается всю нашу жизнь.

В доме, в котором я до сих пор живу, на первом этаже жила семья народного артиста СССР Дмитрия Журавлева, знаменитого чтеца. Он всегда собирал у себя ребят на Новый год и другие праздники. К Журавлевым приходили фантастические люди — актеры, режиссеры, музыканты. И они, мэтры, участвовали в представлениях, которые ставил 14-летний Шурик Ширвиндт. В нем режиссерское начало живет с детства. Мы вместе окончили театральное училище, попали в один театр — имени Ленинского комсомола. Потом и Анатолий Папанов, и Андрюшка Миронов много лет «тянули» нас в Театр сатиры: «Ребята, переходите к нам!» И наконец-то — сначала я, а потом и Шура (хотя почему-то в народе считается, что в обратной последовательности — мы перешли в «Сатиру».

Как мы не надоели друг другу? Все-таки мы видимся не каждый день, живем не в одной квартире, и у нас совершенно разные характеры. Шура, например, всю жизнь прожил со своей супругой Натальей Николаевной. А я женился трижды. Тут я его обошел.

Со своей женой, архитектором Натальей Белоусовой, Александр Ширвиндт прожил больше 60 лет. Когда интересующиеся пытаются уточнить, почему так долго, а заодно и объяснить, что такое постоянство уже немодно, Александр Анатольевич говорит, что «жен на старости лет не меняет».

— Все эти силиконы — это химия, — говорит Ширвиндт. — А я люблю натуральный продукт. Пусть он уже не очень свежий, зато я буду знать, что он выращен в огороде, а не в химической лаборатории. Меня покойная Люся Гурченко как-то заставила челюсть сделать — для голливудской улыбки. Мы с ней снимались в фильме «Аплодисменты, аплодисменты…».

Она сказала: «Все, я сниматься с тобой не буду, езжай делать челюсть!» А ей нельзя было ни в чем отказать — при ее-то напоре. В общем, она меня дожала. Я и поехал. Делали мне челюсть не у дантистов, а в мастерской на «Мосфильме». Залили в рот самосвал бетона — я чуть не задохнулся. А потом слепили страшную белую челюсть каких-то лошадиных размеров… Я приехал в Ленинград, воткнул ее в рот и спросил Люсю: «Ну, ты шовольна? Я шепель шкашать нишего не могу». А она: «Зато как выглядишь!»

Чувство юмора

Еще Александр Анатольевич известен тем, что великолепно умеет веселить окружающих с каменным выражением лица. Говорят, что, когда его мама потеряла зрение, Александр Анатольевич частенько говорил ей: «Мама, не переживай. Ну совершенно не на что смотреть».

В спектакле «Ревизор» (1972)

Чувство юмора Шуре помогает всю жизнь. И не только ему. Порой он своими шутками приободрял тех, у кого произошло что-то нехорошее. Откуда у него это? У Шуры были необыкновенно талантливые родители. Папа был изумительным скрипачом, а мама — урожденная одесситка, редактор филармонии. Она устраивала знаменитые концерты в Колонном зале, где участвовали великие мастера МХАТа, Малого театра, вахтанговцы. Так вот, у Шуриной мамы иногда проскальзывал тот железный взгляд, который потом усвоил и Александр Анатольевич. Он что-то говорит, не улыбается, но все чувствуют, что он переполнен юмором. Такой подход к проштрафившимся подчиненным иногда действует сильнее, чем выговор. Иногда Шура таким образом общался и с высокими чинами, чтобы обойти препоны цензуры.