Я видел, как живет Италия

Секретарь приоткрывает мутный глаз и снова закрывает его. Жарко. На его столе карточка следующего посетителя. Посетитель ждет. Это мужчина лет сорока. В высшей степени элегантный. Вероятно, какой-нибудь raccomandato, человек с протекцией. Обессиленной рукой секретарь передает карточку своему помощнику. Тот берет ее, бросив на своего начальника сонный взгляд, в котором чередуются ненависть и зависть. Толстуха продолжает кудахтать. Помощник секретаря передает карточку дальше по инстанции: курьеру. Этот последний направляется к двери, из которой я только что вышел, и rispetto-sissimamente[87] стучит пальцем. Ответа нет. Чувствуется, что он вполне способен ждать у этой двери до конца рабочего дня. А если понадобится, готов терпеливо прождать и straordinarie (сверхурочно) — за это платят вдвойне. Посетитель, потеряв терпение, подходит к нему, шепчет ему что-то на ухо и сует ему что-то в руку. Рассыльный смелеет, нажимает ручку и открывает дверь…

Но вот и лифт. Молодой человек нажимает кнопку. Не успели мы спуститься на один этаж, как он согнал с лица заученную улыбку и с беспокойством спрашивает:

— Как там во Франции? Есть работа?

Мне становится жаль его:

— Франция, Франция… Ведь мы латинские сестры, мой бедный друг.

Много приятнее была встреча с Анджолетти, председателем Союза писателей. В общем, положение литератора в Италии сходно с тем, которое создано ему во Франции. Он может просуществовать, только если имеет вторую профессию — если он журналист, чиновник, служащий в издательстве и т. д. Неплохо можно заработать на радио и телевидении. Названий издается столько же, сколько во Франции, — 13 500 в год. Это очень много. Но тиражи малы — 5 тысяч, если повезет — 6 тысяч. Тиражи книг Моравии, занимающего первое место, достигают иногда 50 тысяч.

— Нам далеко до Данино и Франсуазы Саган!

Театр еле перебивается: он находится в печальном состоянии. Так считает Рандоне, специалист в этой области, хорошо известный моим парижским коллегам. Итальянский театр живет по старой системе. La compagnia — труппа — собирается вокруг одной-двух звезд, подготовив репертуар на один сезон. Она переезжает из города в город. Театральные помещения — это обычно старинные традиционные здания, приспособленные для опер и довольно обширные. Но их мало. В Риме, например, всего два больших театральных зала.

Легко понять, что драматургам приходится туго. Сто представлений одной пьесы — это в Италии уже настоящий большой успех. В таких условиях, естественно, пьесы выгоднее переводить, чем писать. В последнее время в больших городах при поддержке государства образованы стационарные Piccoli teatri (маленькие театры). Располагая маленькими зрительными залами, они не в состоянии содержать известных актеров; пока эти театры не вышли еще из стадии эксперимента. Успех Миланского Piccolo teatro — исключение.

Любопытно, что продолжает существовать меценатство. Папины сынки нередко проматывают деньги, вкладывая их в театральные постановки.

— Не все ли равно — разбить себе башку на автомобиле или кутить с актрисами, не правда ли?

Если пьеса будет иметь успех и выдержит сто представлений в театре с залом на тысячу мест, то из расчета 10 процентов от валового сбора она может принести автору десяток миллионов лир. Это, конечно, немало, но такие случаи исключительно редки, и писателю остается рассчитывать на ренту, на вторую профессию или на телевидение. Последнее обеспечивает драматургу авторский гонорар примерно в миллион лир (с учетом премии за использование еще не изданного произведения).

Но, увы! Телевидение — это царство цензуры, которая здесь, как и повсюду, порождает самоцензуру. Телевизионные пьесы, как правило, с самого начала обречены на оскопление. На это идут не все авторы.

Стоит сказать несколько слов и о телевидении. Повсеместное распространение телевидения, страсти, которые оно вызывает, похожи на сумасшествие. Даже в Сардинии и Сицилии, в этом царстве нищеты, не найти бара, в котором не было бы телевизора. По вечерам, во время передачи некоторых программ в кафе набиваются толпы народу; все рассаживаются, как в кино, на поставленных тесными рядами стульях. Одни пьют и едят, другие ничего не заказывают, но все кричат и аплодируют. Официанты и официантки сами охвачены возбуждением, им не до обслуживания. В такие вечера люди, если у них нет своего телевизора, стараются поесть дома пораньше и всей семьей — папа, мама, бабушка, теща, дети и служанка — отправляются в бар на углу.