Я спрашиваю, удалось ли ей составить список того, что мы можем контролировать, а что нет. Она роется в сумке, достает листочек в клетку и аккуратно его разворачивает.
– Мы не контролируем некоторые встречи, но контролируем дальнейшее развитие событий. Например, я не могла контролировать случайность, которая свела меня в одной приемной с жандармом, тем самым, что был на платформе, когда я забыла чемодан. Но мне решать, вступать с ним в разговор или нет.
– Именно! – говорю я, стараясь скрыть смущение при упоминании якобы случайной встречи. – Еще какой-нибудь пример?
– Нельзя повлиять на водителя, сбившего насмерть твоих родителей, но ты можешь решить, как жить дальше.
– Вы уже решили, как жить дальше?
Вопрос, кажется, удивил ее, ведь мы это уже обсуждали.
– Я… Да! Ну… думаю, что да.
– Вы говорили, у вас не было выбора.
– Да, я не могла поступить иначе.
– Получается, вы не очень-то контролировали то, что произошло после аварии.
– Контролировала. Я решила, что буду заниматься Адели и не отдам ее в приют.
– Вы осознанно приняли это решение?
– Да.
– Значит, у вас был выбор.
– Да.
– Предлагаю к следующему сеансу составить список последствий этого решения, ожиданий и обстоятельств, которые могли бы объяснить ваше сегодняшнее разочарование.
Затем я спрашиваю, продолжает ли она читать дневники отца. Она лезет в сумку и достает новую тетрадь, с более ранними датами, поясняя, что пролистала ее и не поняла один эпизод, где говорится об уходе ее биологической матери.
– Биологической матери?
– Вы не знали? Моя мать однажды просто ушла. Я была совсем маленькая. Больше мы ее никогда не видели.
– Рашель говорила, что у нее две дочери, она не делала различий.
– Она любила меня как родную.
– А вы любили ее как родную мать?
– Сложно сказать, мне не с чем сравнивать. Я любила ее. Но по отцу горевала сильнее.
– Когда вы узнали, что ваша мать ушла?
– Мы несколько лет прожили вдвоем, пока он не встретил Рашель. Мне было пять, когда она появилась. Я задала вопрос только однажды, когда родилась Адели: «А моя мама – она где?» Отец не знал. Я больше не спрашивала. Они радовались рождению дочери, я не хотела все портить.
Она соглашается прочесть мне отрывок. Перед тем как начать, она откашливается, прочищая горло от фантомной пыли. Я представляю ее маленькой девочкой на школьном празднике: она стоит на сцене с микрофоном в руке, живот подвело от страха. Не думаю, что сейчас она робеет передо мной. Ее пугает сама история. Капуцина делает глубокий вдох и принимается читать, предварительно уточнив, что Коринной зовут ее мать.
– Я прочитала записи за предыдущие и следующие недели, он пишет о трудностях, но не объясняет, что послужило причиной ее окончательного ухода.
– Вам хотелось бы это понять, чтобы чувствовать себя лучше?
– Думаю, да.
– Есть кто-то, кто может вам об этом рассказать?
– Да.
Глава 30
Философия случая
Я слишком застенчив.
Настолько, что прикрываюсь собакой, отправляя ее на передовую.
Если бы у Блума еще слюни не текли…
Я вошел в холл, радуясь, что вижу Капуцину, и печалясь, что за две недели она мне так и не позвонила. Я не знал, что ей сказать. И даже пожалел, что дал ей свой номер.
Она, смеясь, вывела меня из замешательства.
– Я бы вам с удовольствием написала, но, пока Блум нес записку с номером телефона через улицу, уцелела только половина цифр, остальное, похоже, размыла слюна.
– А! У меня с собой был только фломастер, мог бы и догадаться.
– Может, обменяемся номерами сейчас?
Мне нравится, что она ничего не усложняет. Мы отправили друг сообщения, чтобы сохранить контакты, и перекинулись парой банальных фраз – приемная не располагает к чему-то большему, – прежде чем за мной вышла Диана.
Я ей сразу объявил, что контакт установлен, и она, вероятно, решила, что теперь устраивать нам свидания будет неловко и подозрительно, и предложила назначить следующую консультацию в любое другое время на неделе.