– Похоже, его никто не переваривает.
– Погоди, сейчас поищу дело. Повезло тебе, что мы все это храним. 2007 год. Старовато дельце.
Он положил трубку на стол. Я слышу, как его коллеги разговаривают и смеются в соседней комнате. Вечер начался спокойно – чем не повод для хорошего настроения?
– Ну, история неприятная, – говорит он в трубку через несколько долгих минут. – Серьезная авария, двое погибших, в том числе профессор Клодель, известный хирург. Помню, было несколько статей в газетах. Какой-то лихач на полной скорости проехал знак «Стоп». Не оставил им ни малейшего шанса.
– Его судили?
– Ты же знаешь, суд перед нами не отчитывается и доступа к судебным делам у нас нет.
– В любом случае спасибо.
А не родственник ли он Ивону? И поэтому, установив личность Капуцины, тот быстро замял дело с оставленным чемоданом? Симоне – бессердечный подонок. Чем сильнее он может заставить кого-то страдать, тем больше его это возбуждает. Почему он так поступил?
Что-то не дает мне покоя, смутное ощущение, что что-то здесь не так.
Я ищу телефонный номер Службы железнодорожной безопасности. Если повезет, он окажется на дежурстве. Мне необходимо с ним поговорить.
– Ивон? Это Адриан Пети.
– Малиец! Какие-то проблемы?
– Мне не дает покоя одна вещь после того случая на вокзале, когда девушка забыла чемодан и рыдала в три ручья.
– Ну и?
– Я искал протокол и ничего не нашел.
– С каких это пор кинологи стали копаться в чужом дерьме?
Я на несколько мгновений теряю дар речи, он с треском вешает трубку.
Не сомневаюсь, что дернул за нужную ниточку и теперь этот клубок размотается.
Снова набираю Патрика.
– Как раз собирался тебе перезвонить. Я прочитал весь протокол до конца.
Качаясь на стуле и глядя в пустоту, слушаю подробности.
Теперь многое понятно. Хотя серые зоны по-прежнему есть. Патрик называет имя третьей жертвы.
Надо копать дальше.
Блум задремал. Он дергает лапами, шевелит губами и тихонько повизгивает.
Иногда мне хочется оказаться на его месте. Все его любят, гладят, ласково с ним разговаривают. Он досыта ест, спит где вздумается, а работа для него – просто игра.
Даже не знаю, что бы сказала Диана, узнав, что я завидую своей собаке. Посмеялась бы и добавила, что в интеллектуальном плане мне было бы тесновато в собачьем мозгу.
Да, но как насчет ласки…
Глава 28
Письмо-подарок
Уже неделю я работаю на заводе в ночную смену. Возвращаюсь ранним утром, по дороге захожу в деревенскую булочную, делаю себе кофе с молоком, макаю в него бутерброд с маслом и ветчиной, съедаю яблоко и ложусь спать. Просыпаюсь обычно к полудню. Есть не хочется, без особого интереса заглядываю в почтовый ящик и иду в сад.
И вот я сижу в огороде на деревянном стуле под вишней, листья которой начинают желтеть, посреди грядок салата, латука, лука-порея и шпалер с поздней фасолью – и плачу. Держу в руке письмо от Адели и плачу.
Она написала замечательное письмо, в котором благодарит за все, что я дал ей с самого детства. За то, что учил понимать природу и смену времен года, рассказывал об устойчивости растений, разумном потреблении сезонных овощей и методах их хранения. Научил наблюдать за насекомыми, полевыми цветами и грибами. Теперь она понимает, какую важную роль я сыграл в ее становлении, сколько передал ценных знаний, необходимых, чтобы понять, какие вызовы и решения существуют для нашего общества, где все идет наперекосяк.
Милое, эмоциональное, радостное и очень трогательное письмо. Нежное письмо. Подарок на всю жизнь.
Это письмо освобождает меня. Это письмо утешает меня. Это письмо исцеляет и успокаивает.
Я достаю из кармана записную книжку и карандаш.
Глава 29
Уход
Две недели между консультациями – оптимальный ритм. Он позволяет замечать определенные изменения.
Капуцина Клодель входит в кабинет с улыбкой. Впервые. Я замечаю, что пациент Дианы тоже улыбается. Блум сидит посреди холла с растерянным видом. Кажется, не может решить, с кем идти. Хозяин цокает языком, этого достаточно для пса, чтобы определиться.
– Вы сегодня веселая.
– Мы смеялись с Адрианом, потому что он попытался…
Капуцина умолкает, застыдившись, что начала рассказывать о том, что касается только их двоих, как будто, делясь со мной своими душевными переживаниями, она должна выкладывать и все остальное.