Я возвращаюсь к себе

Здравствуйте, Капуцина.

Я – застенчивый? Ума не приложу, с чего вы взяли…

Насчет приема – увы, нет. Она предложила мне выбрать любое другое время на неделе. Так что если мы хотим снова увидеться, придется встречаться за пределами кабинета…

Надеюсь, до скорого,

Адриан.

Беру свои слова обратно, не такой уж вы и застенчивый…

Простите, не хотел вас смутить своим напором. Не будем торопиться.

Я просто не привыкла…

Встречаться с застенчивыми мужчинами?

Вообще с кем-то встречаться. Я немного замкнулась в себе в последние годы.

Понимаю, я сам такой же. Всегда боюсь разочароваться.

Надеюсь, я пока не успела вас разочаровать.

Меня бы разочаровало, если бы вы так и не воспользовались моим номером телефона. Вы верите в случай?

«Случай – это Бог, который путешествует инкогнито». Альберт Эйнштейн.

С ума сойти. Диана Дидро мне привела именно эту цитату на последнем приеме.

Видимо, Альберт прав…

Поступил вызов, мне придется вас оставить.

До скорого!

Будьте осторожны и погладьте Блума за меня…

Глава 32 Тирамису

Капуцина разложила все ингредиенты на столешнице в идеальном порядке, как стерильные инструменты в операционной. Ее письменный стол в детстве выглядел так же. Выровненные, упорядоченные предметы успокаивали и придавали уверенности. И не дай Бог сестренке что-нибудь сдвинуть.

Яйца, печенье савоярди, маскарпоне, сахар, форма, глубокая тарелка, венчик, лопатка. Она трижды все проверила.

Из кофемашины струится кофе. Капуцина запустила несколько двойных эспрессо, чтобы получилась полная миска.

Дядя любит вкус крепкого кофе.

А она любит дядю.

Не так, как отца. Любовь бывает разная, сравнивать сложно. В отношениях с дядей есть привязанность, нежность. Сострадание. И определенные нюансы. Определенные условия. Иногда усталость. Волны приходят и уходят, то плещутся, то обрушиваются на берег, каждый день по-разному.

Любовь к отцу была абсолютной и безусловной. Он был целым океаном. Включая соль ее слез. Долгие месяцы после аварии Капуцина просыпалась с соляными разводами на щеках. С крупинками соли в уголках глаз. После душа ничего не оставалось. Кроме боли, которую не растворишь самой мощной струей. Иногда перед тем, как залезть под обжигающую воду, она пальцем собирала со щеки высохшие кристаллики, чтобы попробовать на кончике языка этот безрадостный вкус, ставший неотъемлемым спутником ее жизни.

Она отделяет белки от желтков. Взбивает в крепкую пену. Отставляет в сторону. Растирает желтки с сахаром в белый крем, как учила бабушка. Бабушка так и не оправилась от горя и умерла через два года после смерти своего любимого мальчика. Хирург, она так им восхищалась. «Только представь, какой труд!» – часто восклицала она. Вслух она никогда не говорила, что ушел хороший сын, тот из двоих, кто больше заслужил остаться, но думала именно так. Тем хуже для второго, никуда не годного неудачника, который часто слышал от нее, что жизнь устроена несправедливо.

Капуцине все это неведомо. Дядя никогда об этом не упоминал. Старался сохранить видимость приличия ради брата.

Она решительно взбивает маскарпоне с кремовой смесью, вкладывая в венчик всю свою ярость к водителю, который испортил ей жизнь. Ее остервенение не способно изменить прошлое, но хотя бы сделает текстуру более равномерной.

Капуцина, или Способность сублимировать ярость в нежный крем.

Печенье мокнет в миске с кофе. Укладывать на дно формы по одному, вынимая самое пропитавшееся. Повторять через равные интервалы времени.

Вдруг очередное печенье оказывается слишком мокрым и едва не разваливается в руках. Адриан завладел ее мыслями и нарушил ритм.

Хочется, чтобы ему понравился тирамису.

Хочется готовить для кого-то.

Вместе есть.

Убирать со стола две тарелки.

Глава 33 Даже с лучшими из нас

Здравствуйте, Адриан.