Я возвращаюсь к себе

Пока мы идем по коридору, я рассказываю о заключенном Симоне и об эпизоде на вокзале с его братом, чья странная реакция меня насторожила. О Капуцине, о том, что мне удалось выяснить, и о своей интуиции, которая мигает красным. Историю старого Альбера пока держу при себе. Глубоко человечный и преданный своему ремеслу надзирателя, Седрик знает истории большинства заключенных.

– Жаль парня. Ему тогда только исполнилось восемнадцать, в шоке от приговора… Двенадцать лет в его возрасте, можешь себе представить. Двойное убийство, третья жертва в тяжелом состоянии и отягчающие обстоятельства: молодой водитель, алкоголь и марихуана, превышение скорости, проезд на запрещающий знак. Плюс статьи в газетах и тот факт, что жертвы были известными и уважаемыми людьми. Ну и судьи дали ему по полной. Он скоро выйдет по УДО. Но расплачиваться будет до конца своих дней. Испортил себе жизнь по легкомыслию.

– Его кто-нибудь навещает?

– Мать время от времени. Брата я видел пару раз вначале, потом он пропал. Но позавчера вдруг снова появился. После этого Кевин закрылся, как устрица, но он и никогда о брате не говорит. Он хороший парень, я вижу, как ему туго. Я присматривал за ним, чтобы не вляпался в какую-нибудь историю с другими зеками и чтобы его не трогали. Такие ранимые ребята легко становятся жертвой отморозков, которые есть в каждой тюрьме.

– Как думаешь, я могу с ним немного поговорить?

– Ты же понимаешь, что это не вполне законно?

– Понимаю. Но у меня не сходятся концы с концами.

– Только ради тебя.

У следующей двери Седрик приветствует коллег и представляет меня как знакомого кинолога, который приехал осмотреть учреждение на предмет проведения сеансов зоотерапии. Я говорю Блуму: «Рядом, сидеть». Мы обмениваемся с надзирателями парой фраз о его навыках и дрессировке. Блум сидит с видом побитой собаки и, наверное, выглядит так жалобно, что намордник предлагают снять.

– Собака вроде добрая и послушная, можешь снять с него эту штуку. Смотри только, чтобы не покусал никого, идет? Ну, или мы подскажем, кого именно, – добавляет он со смехом.

– Беспокоиться не о чем.

– Я покажу ему помещения, откроешь? – спрашивает Седрик.

Все заключенные оборачиваются на нас, некоторые протягивают руку, пытаясь подозвать собаку. Блум идет рядом, как велено. Его образцовое послушание особенно кстати в таких ситуациях. Я бы, наверное, никогда не смог привыкнуть к тюрьме. Здесь сосредоточена вся человеческая боль. Грохот закрывающихся дверей в конце коридоров, крики заключенных, подозрительные взгляды, в некоторых глазах как будто видна доброта. Это отдельное сообщество внутри общества, особый мир. Безусловно, необходимый для порядка в государстве, но крайне удручающий. На лицах этих мужчин – печать табака, алкоголя, наркотиков, скитаний и заточения.

Мы идем по бесконечному лабиринту. Коридоры, лестницы, опять коридоры, в конце каждого – решетка, за ней – охранник, отпирающий ее. Громкий лязг, разносящийся вдоль стен. И моя собака проходит по этим коридорам как солнечный луч по местности, опустошенной ураганом.

– Ты сказал «зоотерапия»?

– Да, терапия с помощью животных иногда применяется в тюремной среде. Тут раз в неделю приходит одна девчонка с собакой, грызуном и попугаем. Ты не поверишь, но толк есть. Даже самые скрытные выдают эмоции, гладя собаку или держа хомячка в своих бандитских лапищах. Наша директриса открыта новому и разрешает такие эксперименты, чтобы хоть как-то скрасить жизнь заключенным.

– Думаешь, мне действительно стоит предложить свою помощь с Блумом?

– Ну, во всяком случае сегодня твоя собака запросто открыла нам пару дверей, чтобы ты мог провернуть свое незаконное дельце. А там уж смотри – если тебе интересно, почему бы нет. Но никому ни слова о твоей просьбе, тут я серьезно рискую.

Мы проходим мимо учебных классов, где преподаватель что-то рассказывает группе заключенных, и попадаем в библиотеку, где, по мнению Седрика, почти наверняка найдем Кевина. Между стеллажами стоят столы, несколько человек что-то записывают. На продавленном диване в углу арестант читает «Отверженных».

– Подожди меня здесь, – говорит Седрик, направляясь вглубь комнаты.

Он подходит к Кевину Симоне, тот очень похож на брата, только черты мягче. Ангельское лицо, обрамленное вьющимися волосами. Согнутая спина, сутулые плечи – он будто хочет спрятаться в своей мешковатой толстовке. На нем спортивные штаны, как на всех заключенных, и стоптанные кроссовки. Он быстро-быстро трясет правой ногой и беспрерывно трет большие пальцы рук. Парень бросает на меня подозрительный, но не враждебный взгляд, отвечает надзирателю, который, кажется, на чем-то настаивает, потом, после проверки, садится вместе с ним за стол, положив кулак к кулаку. Друг подзывает меня. Похоже, договориться было несложно. Вероятно, хватило простого «доверься мне».

Я сажусь напротив молодого человека и делаю так, чтобы Блум оказался между нами. Кевин протягивает к нему руку.

– Можно? Не укусит?

– Можно!