Я возвращаюсь к себе

– Да и после школы, помнишь, когда тетю Фелисите бил муж. Тебе было четырнадцать, ты хотел поехать в Сенегал, набить морду этому негодяю. Еле тебя остановила. Ты бы и впрямь поехал.

– Я помню. До сих пор думаю об этой истории. На свете столько людей, которых некому защитить.

– Знаешь, может, и ты один из них. Как твой отец. У него были свои слабости. Хватит у твоего цветочка сил?

– С лихвой.

Прижав к груди, мама принимается качать меня во все стороны. Ее тело похоже на большую уютную пуховую перину. И чем крепче она обнимает, тем плотнее обволакивает этот кокон. Хочется спрятаться в него целиком, как дети зарываются под одеяло, из-под которого слышны лишь далекие приглушенные звуки внешнего мира. Потом она попросила показать фотографию. У меня есть одна – и только потому, что прямо перед этим Капуцина сама меня сфотографировала. Она стоит, прислонившись к кухонной столешнице, и смеется. Волосы еще не высохли, легкий макияж, глаза радостно блестят. Я только что сказал ей, как благодарен зайчикам-попрыгайчикам, что привели меня на платформу номер три, но, по мне, лучше бы у нее было какое-нибудь другое хобби: петанк, например, или настольный теннис.

Нацепив на нос очки, мама долго ее рассматривает. Я жду вердикта. Как долго! Впрочем, я и так его знаю. Тут я спокоен. Мама доброжелательна, она никого не судит, и чужое мнение никогда не производило на нее ни малейшего впечатления. Про маму точно можно сказать, что ей все как с гуся вода. Лейте сколько хотите, ей нипочем.

– У нее добрые глаза. И веселая улыбка. Она сделает тебя счастливым. Только тебе надо будет готовить ей сытную еду. Худовата больно, скажешь, нет?

Я уже знаю, что получу в дорогу авоську, набитую ведерками из-под мороженого с остатками рождественских яств, и напутствие поделиться с Капуциной.

И проследить, чтобы она как следует поела.

И взяла добавки.

Дважды.

Глава 71 Столетие неловкости

Бертран привез огромную корзину, такую тяжелую, что Адели и Капуцина тащили ее на кухню вдвоем, пока дядя вынимал из машины подарки. Он поставил чугунную кастрюлю на слабый огонь, а противень с овощами и пюре – в духовку. За эти годы он освоился в доме племянниц, и у него появились свои маленькие привычки.

Аперитив легкий, никакого алкоголя. Капуцина приготовила смузи из сезонных фруктов. На низком столике красиво разложены канапе. Адели рассказывает, чем теперь занимается и какие планы у них на весну. Бертран делится опытом работы в саду и огороде. Ранняя смена времен года, засуха, нашествие доселе неизвестных вредителей. Соседи постарше ничего подобного не припомнят. Когда живешь близко к природе, сложно не заметить, что планета идет вразнос. Даже ему, человеку традиционных убеждений, не склонному голосовать за зеленых.

За столом, украшенным еловыми веточками, рождественскими шарами и гирляндой из сосновых шишек, которую Адели собственноручно сделала с друзьями, разговор идет о последствиях природных катастроф, которые будут становиться все масштабнее и разрушительнее, о количестве жертв, о гибнущих деревьях. Тему миграционных потоков старательно избегают.

Индейка восхитительна, соус с каштанами – просто объедение.

Адели привезла фермерские сыры из маленькой полуавтономной общины в Веркоре, ряды которой они планируют пополнить. Она могла бы заниматься разведением ангорских коз – она любит вязать, а свитера, перчатки, шарфы и пледы будут нужны всегда. Самюэль? Он работает по дереву. В душе он строитель. Хотят ли они детей? Пока нет. Они слишком молоды. Сначала нужно убедиться, что у них и у планеты есть будущее.

Адели показывает фотографии длинношерстных коз, Капуцина с дядей смеются, глядя на них. Бертран дает козам имена своих коллег – самых нудных и противных, которые постоянно бурчат. А Капуцина мечтает присутствовать при окоте.

Установилась легкая атмосфера, вкус сливочных сыров напоминает о сиесте на стоге сена возле хлева.

Сестры приготовили рождественское полено с клубничным муссом. Ягоды замороженные, из дядиного сада. Полено провело весь день в морозилке и теперь красуется на столе. Обменявшись взглядами с сестрой и получив моральную поддержку, Капуцина решается начать.

– Дядя, я должна тебе кое-что сказать.

– А? Что-то серьезное? Ты вон даже в лице изменилась.

– Нет. То есть для меня – нет. Для тебя – возможно. Я тебя все-таки немного знаю.

– Да что случилось?

– Я встретила одного хорошего человека. Мы как-то сразу сошлись. Адриан очень мне помогает.

– Что ж, это хорошая новость!

– …

– Он мулат, – уточняет Адели, чтобы вытащить сестру из зыбучих песков, в которых Капуцина увязает, то ли от страха, то ли от досады, молча и не сопротивляясь.

Бертран молчит. Он переваривает услышанное, держа в руке ложку с десертом. Наконец он отправляет ее в рот, кусок попадает не в то горло. Молчание длится еще одну долгую секунду, похожую на столетие неловкости за рождественским столом.