Я возвращаюсь к себе

Пусть иногда приходилось нелегко, это было необходимо. Она держалась, держалась, держалась все эти годы. И должна была наконец ослабить хватку. Сейчас все успокаивается. После шторма еще ходят большие волны. Но волны есть всегда, они могут и качать, и нести, не только топить.

Капуцина думает об Адриане, который уехал на Рождество к матери в Лион. На Новый год он вернется. «Я свободен, если вдруг у тебя нет никаких планов», – бросил он невзначай.

Капуцина никогда по-настоящему не праздновала Новый год. В восемнадцать лет, когда другие ночь напролет пьют, танцуют с друзьями и ложатся под утро, она сидела с младшей сестрой. А когда Адели сама доросла до новогодней пьянки, друзья Капуцины успели стать родителями и сидели по домам со своими малышами.

Адриан предложил ей милую программу: никаких безумств, просто провести время вместе. Посмотреть хороший фильм, прогуляться ночью и полюбоваться фейерверками, а можно и поплавать в бассейне, раз уж он есть. Ночное купание? Они оба развеселились от этой мысли.

Адели проснулась какое-то время назад. Она хотела немного побыть одна в своей комнате. Она листает детские фотоальбомы, и фотографии плывут перед глазами. Иногда ей кажется, что после аварии она превратилась в бульдозер. Она идет напролом, без колебаний и зачастую без особой деликатности. Она винит себя за то, что была груба и с Капуциной, и с одноклассниками. Но она тоже справлялась с трагедией, как могла. Ей хотелось бы быть мягче, уметь скруглять острые углы. Она делала, что могла. Некоторые бунты справедливы, другие – лишь отказ принять неприемлемое. С течением времени она постепенно примиряется с собой, во многом благодаря любимому человеку, и очень надеется, что Капуцине удастся сделать то же самое.

Адели вытирает слезы и убирает альбомы на розовую этажерку, напоминающую ей о том, что когда-то она тоже была маленькой девочкой, такой же, как и все, милой и беззаботной, любила единорогов и блестки. Комната сохранила следы ее беспечности, и всякий раз, возвращаясь сюда, она их отыскивает, как археолог, бережно расчищающий камни в поисках крошечных деталей прошлого.

Наконец она спускается вниз в старом фланелевом комбинезоне в радужную полоску, который нашла в шкафу и который ей по-прежнему впору. Она спала как сурок. Завтрак готов. Чай заварен, тосты еще теплые. Она молчит. Капуцина смотрит, как Адели намазывает масло. Долгие годы за нее это делала старшая сестра. Ей нравилось радовать младшую простыми мелочами. В обмен на гигантский бутерброд или вафлю с сахаром она получала широкую улыбку, которая придавала ей сил. Капуцина любуется прекрасной молодой женщиной, в которую превратилась Адели, и понимает, что спокойно может оставить в прошлом свою роль матери и отца и быть просто сестрой.

– Я кое-кого встретила.

– О! Кап, я очень за тебя рада. Все серьезно? Давно?

– Несколько недель, но он успел стать для меня важным человеком, а я – для него.

– Познакомишь?

– Смотря когда ты уезжаешь.

Адели пробудет недолго. Буквально пару дней. Она собирается со своим парнем в какую-то Богом забытую деревушку в Альпах, пожить в ветхом домике с печкой.

Капуцина сообщает, что хочет продать дом. Построить что-то новое в другом месте. Начать с чистого листа.

– Чем ты займешься?

– Пока не знаю. Но мне нужно твое согласие на сделку.

– Ты уверена, что хочешь его продать?

– Ты хочешь его оставить?

– Нет. Слишком большой, слишком роскошный. Знаешь, мы с Самюэлем склоняемся к тому, чтобы жить в мини-доме или фургоне, так что гигантская вилла с бассейном на склоне Насьональ – это не мое. С нашими идеалами как-то не сочетается.

– Не будешь скучать по отчему дому?

– Я учусь не привязываться к материальным вещам.

– Половина твоя. Этих денег вам надолго хватит. Думаю, что страсбургскую квартиру все-таки стоит оставить.

– Можем сдавать студентам, если хочешь.

Конечно, хочет. Капуцина знает, как туго с жильем в Страсбурге. О старом доме в глуши она не сказала. Слишком рано. Нужно все хорошенько продумать, потом уже делиться.

– Как его зовут?

– Адриан.

– Чем он занимается?

– Бывший военный, раньше был снайпером, а теперь кинолог в жандармерии.

– Ого, ничего себе!

– Он только что уволился. Эта работа ему больше не подходит.

– А ты ему подходишь?

– Мы отлично понимаем друг друга, и нам хорошо вместе. Он был там, на вокзале, со своей собакой, когда я пыталась забрать у полицейских свой чемодан.

– Симпатичный?

Капуцина ищет фотографию в телефоне. У нее только один его снимок. Во взгляде довольство и усталость, смесь упрека – зачем, мол, его фотографируют – и искренней улыбки. Это было сразу после душа, после пробежки. Эндорфины и обжигающая вода смягчили его черты. Она несколько секунд рассматривает фотографию, затем поворачивает экран к Адели – первой, кто о нем узнает. Она еще никому не говорила, кроме доктора Дидро.

– Очень симпатичный.

– Я собираюсь сказать дяде сегодня вечером.

– Ты же знаешь, как он отреагирует?

– Что ж теперь, скрывать?

– Нет, конечно, ты права. Я просто говорю, чтобы ты не расстроилась и не удивилась. Может, хотя бы не во время аперитива?

– Дождусь десерта.