«Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы

Вот все, что я могу сказать об этой семье. Добавлю только, что хосписов для таких больных в России нет.

Ночь. Вторник

Oct. 29th, 2008 at 12:03 AM

Сегодня была у матери погибшей больной. В Химках — в Пенсионном фонде — на похороны дочери выделили одну тысячу рублей. В обмен на кучу справок и документов.

Матери — восемьдесят лет. Еле ходит из-за больных ног. Посетив все учреждения, она добралась до места, где эту тысячу ей должны были выдать.

Дверь открыл охранник. Спросил, чего надо. Она объяснила. Охранник закрыл дверь и удалился на некоторое время. Вернувшись, сообщил, что денег нет.

— Почему нет?

— А кончились. Раньше надо было приходить.

Держать удар

Oct. 29th, 2008 at 10:09 PM

Участвовала в драке бездомных, учиненной с подачи одной колоритной дамы. Все живы. И вроде примирены. Опыт — великая вещь и лучший учитель. Если бы не наш опыт с такой же дамой, только из «нормального» мира, грозившей уничтожить нас и проклявшей нас до не помню какого колена, — я бы растерялась. А сейчас — держим удар. Спасибо ей за бесценную практику.

— Зачем ты полезла на нож? — строго спросил меня Петрович.

Петрович, я больше не буду. Обещаю.

И просто так, возможно, кому-то понадобится. В трудное время — с больными в семье, с друзьями, попавшими в беду, и вообще с теми, кому нужна помощь, — предлагайте помочь. Даже один человек может сделать много. И совсем маленькая помощь может спасти чью-то жизнь.

Формулировка «я приеду и помогу, но ты сама (сам) попроси об этом» — неприемлема. Она унижает просящего. Так теряется доверие — самая важная часть отношений. Любых. Дома и на работе.

Про спасибо

Nov. 24th, 2008 at 4:18 PM

Не надо говорить мне «спасибо». Я и те, с кем я работаю, сами выбрали этот путь. И другой работы у нас нет. Принцип нашей помощи один — бескорыстие. Спасибо нужно говорить тем, кто помогает мне на вокзале. Тем, кто помогает нашим больным добровольно, зачастую не называя своих имен, приезжая после работы в холодный подвал, привозя и делая то, без чего нам невозможно работать. Они — и только они — заслуживают тех слов, которых я не нахожу никогда. Тем, кто снял два фильма о нас и несколько сюжетов, а это безумно тяжелый труд. Когда люди, не имеющие представления о том, что увидят, готовы провести часы, снимая сюжеты. Я знаю, каких сил стоило сделать многие кадры. Или писать статьи, не беря интервью по телефону, а приходя с нами туда, куда мало кто пойдет. Им — спасибо. Всем.

Мне на днях чиновник один сказал, подписав какой-то документ:

— Ты должна быть благодарна мне.

— Как?

— Морально.

Это за его работу. Работу, понимаете? Общество дошло до того, что за работу — нормальную работу — требуют благодарности.

Так вот, отвечу здесь. Чиновник. Орденов не раздаю. За этим — в правительство. Вы сделали то, что обязаны сделать. Нравится или нет — но обязаны. Потому что от таких, как вы, зависят судьбы больных.

Раздавите меня — придут другие, сильнее и моложе. Но — придут.

Лена

Dec. 3rd, 2008 at 10:32 PM

Рояль занимает бо́льшую часть комнаты. Сначала на нем лежали ноты, позже поверх них появилась икона. Потом еще одна. Потом еще. Иконы видно с кровати, на которой лежит наша больная.

Когда еще только входишь в квартиру, понимаешь, что для живущих здесь дочь — центр их домашнего мира.

«Леночка любит…» — далее мать перечисляла то, что любит Леночка. Как росла и как училась, как стала пианисткой.

«На этом рояле она занимается с восьми лет», — говорила мать, держа дочь за руку. Или за колено, худобу которого скрывала пижама, или за стопу, на которую был натянут носочек, тоже болтавшийся на ней, и мать его поправляла. Чтобы не было холодно. И чтобы не отпускать.

«Папа готовит мне еду, а мама все время со мной», — Лена и ее мама улыбались и рассказывали нам о том, что было съедено за время, прошедшее с нашего последнего визита.

«Сергей тоже готовит» — это о муже Лены. Он ходил за бесконечными рецептами и, понимая все, сумел до самого конца продержаться — любя, борясь не только за день, а за каждый прожитый ею час. Их час вместе.

Тетрадка, где маминым почерком перечислено выпитое и съеденное. «Половинка мандарина». «Сок». «Вода». Температура по часам. Пульс и давление.

«Я их так люблю. Всю мою семью. Маму, папу, Сережу».

Находясь около больного, я стараюсь никогда не задаваться вопросом: «За что?»

Случилось — значит, случилось, и нужно помочь, пока можно помочь. Иначе невозможно.

В этом доме, пропитанном любовью, этот вопрос все-таки вырос откуда-то, напрочь выбив наработанную привычку не думать о причинах.

Лена была похожа на олененка — точеная фигура, тонкие руки и огромные карие глаза. Хрупким были и ее взгляд, и голос, но мир, который она создала вокруг себя, был четким, устоявшимся, и имя тому миру — любовь. Я не могла представить, что будет с ними, тремя людьми, когда она уйдет. Она, как будто чувствуя это, переживала один день за другим. Вопреки логике и прогнозам.