«Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы

ГЛИНКА: Это очень сложный вопрос, Дуня, который очень просто решается. Хосписов в Москве сейчас достаточно. Сегодня их восемь, а к концу года, говорят, будет двенадцать. Здесь территориальный принцип. Когда они создавались, они создавались по муниципальному какому-то закону — каждый округ имеет закрепленный за ним хоспис. И в других регионах России то же самое. То есть там в Ярославле есть хоспис, еще где-то. Но есть города, в которых нет хосписов вообще, по непонятной мне причине. Например, в Калининграде нет ни одного места, где человек может умереть, его выписывают умирать домой. Я писала законодателям, писала губернатору, я кричала в своем «Живом журнале»: в Калининграде нет места, где человек может уйти из жизни достойно! Никого не тронуло. Но тем не менее люди уже понимают, не только я, многие понимают… Мне очень помогает Сергей Миронов в отношении больных. И когда я подняла с ним вопрос о создании хосписов для больных не раковыми заболеваниями, он мне сказал, что да, эта проблема есть, я это все понимаю, но, согласно закону, у нас в Москве хосписы существуют по территориальному принципу, и если ты в Гагаринском районе живешь, то ты можешь умирать, а если ты приехал из региона, тебя прооперировали в институте нейрохирургии, после этого ты остался глубоким инвалидом и жизнь твоя зависит от аппаратов поддержания, то ты будешь гнить в какой-нибудь больнице, куда тебя выбросят. Такие законы, я считаю, надо менять.

ТОЛСТАЯ: Да уж, безусловно…

ГЛИНКА: Я сейчас нахожусь в Москве шестой месяц и должна вам сказать, что к нам больше обращаются из регионов. Люди, которые говорят, что я хочу умереть у вас или в Первом московском хосписе. И части больных я вынуждена отказать, потому что им не повезло — у них нет рака! Вы представляете? Они умирают от другого заболевания, а места такого нет… И нельзя называть это хосписом, потому что… Вот мы вводим высокие технологии, мы делаем очень сложные операции, мы тратим огромные деньги на это на все, правда? Проводятся операции, уникальные даже по мировым меркам, и руки у хирургов золотые. Но всегда есть процент тех, кто не переживет эту операцию, у кого она пройдет не так удачно, как у другого. В одном случае таких больных будет больше, в остальных — меньше. Почему-то на высокотехнологичные операции и аппаратуру у нас находятся и деньги, и время, а те, кто остался за кадром, они никому не нужны. Понимаете?

ТОЛСТАЯ: Понимаю. Это поразительно, конечно. Это сочетание равнодушия, желания закрыть глаза и уши…

ГЛИНКА: Да нет, даже не равнодушия. Я считаю это геноцидом по отношению к людям. Потому что когда я разговаривала, не буду сейчас называть фамилию этого человека, он мне сказал: «Это естественный отбор». Это мне в Москве сказали! Это естественный отбор.

ТОЛСТАЯ: Вот его бы так отобрать.

ГЛИНКА: Не надо никого отбирать. Надо просто подумать о том, что это не естественный отбор, это искусственный отбор. Понимаете, сейчас в обществе выживает сильнейший. Богатый и сильный. Вот они пройдут на операции, их будут держать столько, сколько нужно. А вот слабые… этих больных я вижу каждый день, и письма от этих больных я получаю каждый день, и телефонные звонки. Им реально некуда пойти, если у них рака нету.

СМИРНОВА: Елизавета Петровна, вот вы сказали, что журналисты — единственные, кто спрашивает, чем помочь, и единственные, кто сочувствует. А что, вообще не сочувствуют?

ГЛИНКА: Сочувствуют те, кто так или иначе соприкоснулся. Вот если вы сейчас аудиторию спросите, есть ли у них в окружении люди, которые больны раком или погибли от рака, наверное, две трети поднимут руку. Но сочувствовать будут те, кого это коснулось непосредственно.

СМИРНОВА: Кто был рядом.

ГЛИНКА: Кто был рядом и видел, как это проходило.

СМИРНОВА: А остальные?

ГЛИНКА: Остальные, ну, считают, что это…

СМИРНОВА: Умирают и умирают.

ГЛИНКА: Есть такое. Я вам скажу больше, мне пишут: «Зачем ты..? Давай их всех убьем».

ТОЛСТАЯ: Да вы что?!

ГЛИНКА: Мне пишут, что и тебя завалим, потому что ты достала нас, у тебя не бывает никакого позитива. Вот ты хоть раз что-нибудь такое напиши, а мы порадуемся. А то как ни зайдешь — у тебя похоронка.

СМИРНОВА: Это у вас в «Живом журнале»?

ГЛИНКА: Да, это в моем ЖЖ такие комментарии, я их оставляю. Или вот я сейчас подняла вопрос о хосписах для неонкологии. Не так давно я описала смерть одного больного, который был мне довольно близок — просто привыкла к нему. И вопросы: «А вы его убили?» Я пишу: «Нет». «А почему вы его не убили, если он мучился?» Понимаете? Вообще тема эвтаназии, к сожалению, в России поднимается. Потому что действительно, если не строить мест, где больной и его близкие будут в человеческих условиях, то тогда, наверное, правы мои оппоненты, которые говорят, что дерьмом ты, Лиза, занимаешься, а деньги надо вкладывать в высокие технологии… И тогда я, видимо, приму, что есть естественный отбор, и в него попадают и дети, и взрослые, и богатые, и бедные.