Возвращаться в свою каморку в хостеле не хотелось, ходить по лабораториям и кабинетам университета – тоже. Я стал бродить из одного живописного кафе в другое, боясь, что мне снова позвонят.
Отчасти я хотел, чтобы телефон зазвонил и кто-нибудь – видимо, Стоун – сказал мне, что его нашли и проблема решена. Но в то же время я понимал, что как только это произойдет, мои дни будут сочтены. Пока он в живых, нет смысла избавляться от меня. Один или двое – не такая уж большая разница. А как только его не станет, придет моя очередь.
Так что я, может быть, провожу свой последний день на земле, гуляя по красивым иерусалимским кафе. Есть способы провести свой последний день и похуже.
Ночью я сидел в Парке чудовища[63] и смотрел на небо, на котором светилось куда меньше звезд, чем я надеялся увидеть.
Если бы во время обмена, когда я пытаюсь раздвоиться, браслет не сгорал от чрезмерной нагрузки, все прояснилось бы еще в той каморке, где я сидел на высоком стуле перед рыжим техником.
Что, если бы мои браслеты не сгорали?
Что, если бы я не охладил тогда браслет для того, чтобы обменяться?
Да что там далеко ходить… Что, если бы в мире не было этих дебильных браслетов?
Давайте признаемся себе. Идея обменов провалилась. Убегая от себя в другое место, мы оказываемся там вместе с собой. Настоящие царапины находятся под кожей, наши мысли продолжают бежать теми же опостылевшими маршрутами, в каком бы мозгу они ни находились. Невозможно бороться со своими демонами, не повернувшись к ним лицом и не посмотрев на них при солнечном свете. В идеальном теле инструктора по плаванию, внутри геймерши, жующей жвачку, смотря на жизнь глазами страшно тощего французского художника, в теле бородатого бомжа – одни и те же мысли приводят тебя в те же места, перед тобой всплывают одни и те же тени прошлого, в самые опасные моменты тебя подстерегают одни и те же тихие страхи, таящиеся по углам комнаты.
Те, кто ненавидит себя, будут и дальше себя ненавидеть, а те, кто любит, – будут и дальше любить.
На самом деле от всех этих обменов больше всего выиграли тела. У них появился шанс достаться кому-нибудь, кто будет за ними лучше ухаживать, они получают бонус в виде разных точек зрения, в них по-разному ходят, сидят, стоят. Мышцы привыкают к новым движениям, скелет – к новым позам, и все это – не сходя с места; в тело перемещаются новые души: они меняются и раскрывают перед телом огромный спектр возможностей восприятия.
А души? Души остаются заточены сами в себе, они преследуют сами себя, в каком бы теле ни оказались. В этом мире нельзя убежать по-настоящему, можно только приспособиться. Это единственный путь к победе.
Когда появились обмены, людям казалось, что новая технология принесла с собой ответ на какой-то важный вопрос. Но то, что душа смогла смотреть на мир из разных пар глаз, не позволило этой душе понять себя лучше. Она по-прежнему оставалась закрытым черным ящиком, способном теперь переместиться из тела в тело.
Папа не любил браслетов. Мы частенько твердим о важности того, что внутри, говорил он, и это правда. Но кто мы есть – это не только внутреннее дело. Тело – тоже важно. Оно заставляет нас сократиться до определенного места и времени, и это нельзя не учитывать.
Ты еще увидишь, говорил он, люди будут как одержимые перемещаться, будут искать тело, которое им подойдет, вместо того чтобы понять, что их тело – часть их сущности.
Он говорил все это до того, как мы выяснили, что я не способен обмениваться. Иногда я спрашивал себя, что он думал по этому поводу: стал ли для него этот факт облегчением? Думал ли он, что так мне будет проще понять, кто я на самом деле?
В конце концов, все неуклюжие попытки понять, кто в чьем теле: в старике перед тобой – молодой человек? в улыбчивой женщине – разбитое сердце? за человеком с мягким взглядом скрывается опасный безумец? в парализованном теле – мятущаяся душа? в тонких пальцах – бушующая страсть? под грудой мышц – парящий дух поэта? – так вот, все эти попытки – всего лишь отдаленные последствия нашего желания узнать самого себя, снять с себя все внешние слои. Эта проблема существовала всегда и всегда будет существовать: как узнать себя среди всех образов, которые ты примеряешь, быть в этом уверенным, знать, что это значит?
А что теперь? Теперь надо просто хорошенько перетасовать карты и раздать их заново.
«Большой обмен» – это та цена, которую мы платим за попытку взломать себя и прорваться снаружи внутрь, вместо того чтобы двигаться изнутри наружу.
В конце концов я вернулся в свою каморку в хостеле и пошел спать. К вечеру для меня прояснилось одно: в следующий раз, когда я буду стоять с оружием перед дверью, за которой будет находиться Дан Арбель, меня уже ничто не остановит.
Я стоял с оружием перед дверью, за которой находился Дан Арбель, и не мог решиться.