Как-то вечером – я был в деревянном доме, – после ужина, у меня чудовищно разболелась голова. Вдруг я понял, как мало овощей и фруктов я ел, как мало воды выпил за весь день. Голова раскалывалась, как с похмелья после тысячи рюмок текилы. Я не мог ничего делать, только лежал на кровати. Даже подумал о больнице.
Когда боль отступила, я решил встать, попить воды, съесть крекер или что-нибудь такое, прийти в себя. И в тот момент, когда я слегка приподнялся на постели, я почувствовал, как все во мне дрожит, – и оказался в другом месте, более холодном, сидя на чем-то жестком.
Несколько секунд экзистенциального головокружения. Конечно, я читал о приступах. Знал, что первый приступ может совершенно сбить с толку и даже быть опасным. И поскольку я был уверен, что не способен даже обмениваться обычным способом, открытие, что я пережил приступ, стало для меня немалым шоком. Я оказался в теле потрепанного голодного бомжа, на углу улицы какого-то незнакомого города, мне было холодно. Где-то там, в доме, точного местоположения которого я тоже не знал, наверное, сидел этот бомж – и радовался, как ему повезло. Первая ночь в моем третьем теле прошла отстойно со всех точек зрения, но парадоксальным образом я был очень рад.
Тот факт, что у меня был приступ, вдруг позволил мне почувствовать себя нормальным. Возможно, обмен, который перенес меня в деревянный дом, что-то высвободил, подумал я. Возможно, тот простой факт, что мое изначальное тело соизволило отпустить душу один раз, сделал ее свободной навсегда.
Я не знал, где я, что я буду есть утром, в ближайшее время мне было негде раздобыть браслет, чтобы проверить мои предположения, – но все это было не важно. Я заснул, одетый в тряпье, на потертой картонке, укрытый вонючими одеялами, а мимо меня пробегали люди, которые спешили по своим делам, и рассекали холодный воздух, клубившийся вокруг.
Через некоторое время я привык к своему новому быту.
В первые дни я изучал улицы, на которых теперь жил, знакомился с другими нищими, которые делили эти улицы со мной (и узнавал, где пролегают четкие границы между территориями, на которых каждый из нас имеет право работать, то есть просить милостыню), и с волонтерами, которые время от времени приносили нам горячую еду. Я не знал, как меня зовут, поэтому придумал себе имя (Джек), несколько раз менял его (Хулио, Антонио, Майкл, Джо Кон Ю, Пикколо) и в конце концов остановился на том, что лучше всего подходило (стал снова Джеком).
Только потом я начал обдумывать свое возвращение в деревянный дом: как раздобыть браслет, как выяснить номер, по которому нужно отправить вызов, как убедить вторую сторону обменяться – человеку ведь явно не захочется возвращаться к своей прежней жизни. Но с течением времени я понимал, что и мне не особенно хочется назад. Наконец-то я обрел настоящую свободу. Я мог считать себя кем угодно, чувствовал себя нормальным человеком, частью определенной группы людей, которые, может, не были самыми красивыми и преуспевающими на свете, но жизнь их научила смирению, а еще у них было большое сердце. Некоторые оказались невероятно умны, были лучшими собеседниками, с увлекательными историями и чувством юмора, которое отшлифовал холодный ветер.
Когда пришла группа волонтеров по возвращению в общество, возвращаться мне уже расхотелось.
То была группа идейных студентов: они ходили по улицам, собирали бомжей и помогали им вернуться к нормальной жизни. При поддержке некоего анонимного филантропа они сняли дом из нескольких квартир, разместили там бездомных счастливчиков и стали им помогать. Сделали им медстраховку, купили одежду, выправили документы (паспорт, страховое свидетельство и так далее), отправили их на вечерние курсы, устроили на работу. Это была не самая продуманная на свете кампания, статистика успеха не особенно впечатляла, но что есть, то есть: через два года после того, как на улице ко мне подошел студент с длинными волосами, нагнулся и спросил, как меня зовут, я был кассиром в супермаркете, каждый месяц получал зарплату и прилично одевался.
У бомжа, в теле которого я очутился, не было причин возвращаться в свое прежнее тело, но и у меня уже не было особой мотивации стремиться в прошлое. Я был свободен, здоров, меня все устраивало. Оказалось, что я умею меняться, могу снова встать на ноги. Узнать, что ты способен на перемены, иногда важнее, чем то, в чем, собственно, заключается изменение.
На второй день в супермаркете я познакомился с Джулией. Она работала в мясном отделе, я – на кассе. Я не верю и никогда не верил в любовь с первого взгляда, но если есть что-то, что люди, запутавшись, по ошибке называют «любовью с первого взгляда», то с нами произошло именно это. Мы смотрели друг на друга, улыбались, потом стали вести краткие разговоры, потом – долгие разговоры, а они уже перешли в отношения – глубокие, простые, хорошие.