Я всегда остаюсь собой

Когда обмены стали доступны всем желающим, образовались новые рынки для целого ряда услуг. Автоматическая переадресация звонков на мобильные номера, прокат одежды (если вы обменялись с человеком, стиль одежды которого вам не нравится), интернет-сайты, сканирующие профили людей, с которыми вы обменивались, и рекомендующие другие тела, в которых вам, наверное, будет приятно. И еще были камеры хранения.

Вы обменялись в другой город. И хотите, чтобы там была одежда в вашем стиле, кошелек с деньгами, тот или иной аксессуар, который подойдет к новому телу. Что вы будете делать?

Если вы заранее арендуете ячейку в другом городе и положите туда свои личные вещи, то сможете воспользоваться ими после обмена. Камеры хранения – явление не новое, но обмены вдохнули в этот сектор рынка новую жизнь. Места вроде центральных автостанций и вокзалов, которые потеряли часть своих доходов, стали выделять все больше и больше мест под ячейки разных размеров: их можно было снять на самые разные сроки.

В тех местах, куда я ездил – пусть ездил по-настоящему, а не обменивался, – я арендовал ячейки в камерах хранения, чтобы избавить себя от необходимости носить разные вещи с собой. В ячейке в Иерусалиме, где я не был по меньшей мере полтора года, хранились пистолет, восемь магазинов, старый экземпляр «Знака четырех»[30], который я все еще не дочитал, и немалая сумма наличных денег на крайний случай.

В то утро я первым делом отправился в камеру хранения, откуда намеревался взять эти вещи. Все, кроме книги. Ее я почитаю как-нибудь потом.

Но когда я добрался до ячейки и открыл ее, выяснилось, что она пуста. Это серьезная проблема, особенно сейчас, когда мы оказались в опасности. Полиция забрала из моей квартиры пистолет, и я уповал на тот, что хранился в ячейке в Иерусалиме. И вот – его нет.

В иных случаях я потратил бы кучу энергии и времени, чтобы завести дело в полиции или подать жалобу в офисе центральной автостанции. Но сейчас мне оставалось только импровизировать и надеяться на лучшее. Я обматерил всех взломщиков ячеек, сотрудников железной дороги, ленивых полицейских и представителей разных других секторов, которые совершили ошибку и пришли мне на память в неподходящее время, а затем поехал в университет.

Кабинет Кармен Уильямсон был узким и длинным. Я открыл дверь ключом, который мне дала Тамар, и закрыл ее за собой. Зданий Иерусалимского университета я никогда не любил. Узкие коридоры, вечно повторяющиеся фрагменты планировки. Поиски кабинета заняли у меня почти полчаса, мне пришлось ходить по коридору и смотреть на листки, которые были прикреплены к маленьким доскам объявлений («Вычитка и редактура работ по небывалым ценам!»; «Посижу с детьми в обмен на баллы!»). Бегущие студенты, лекторы с рассеянным взглядом и растрепанными волосами – все, как на зло, решили пройти именно через тот коридор, в котором стоял я, снова и снова перечитывая объявление, призывающее прийти на конференцию «Изображение тела в литературе XIII века», которое сохранилось на стене, несмотря на то что сама конференция уже давно прошла. Текст объявления отпечатался в моей памяти и, видимо, останется со мной навсегда. Наконец небеса смилостивились надо мной и коридор опустел, и, пожалуйста, заранее запишитесь у Хели, мероприятие проводит кафедра сравнительного литературоведения.

Я убедился, что никто не видит, как я захожу в кабинет. Быстро оглядел потолок, – видимо, здесь нет камер. Повернул ключ в замке двери, на которой написано имя Уильямсон, и вошел.

Большую часть продолговатой комнаты занимал огромный шкаф, полки которого были полны тонких папок, до отказа набитых листами бумаги. Другой шкаф, пониже, на котором стояли чайник, жестяная коробка с кофе и банка сахара, располагался справа от двери, – видимо, под ним Тамар нашла ключ, когда оказалась тут вчера. Рабочий стол Уильямсон стоял напротив двери, ее кресло было повернуто спинкой к большому окну, на столе возвышалась гора листков, брошюр, распечаток и папок – не рассыпалась она только чудом. Оставшееся место занимал старый компьютерный монитор. На стене висела широкая доска, на которой было написано множество формул и каких-то непонятных каракулей, которые могли быть чем угодно: от реконструкции превращения семимерного пространства в черную дыру на праздник в субботу до подсчета чаевых, которые нужно заплатить за доставку пиццы, если курьер сильно опоздал, но, с другой стороны, он невероятный красавец и хорошо ладит с детьми.

Я вытащил свой телефон и сфотографировал кабинет с разных ракурсов. Папки, шкаф, доска.

После этого сел за рабочий стол и стал разбирать кучу бумаг.

Я нашел записку, о которой говорила Тамар: она была деликатно водружена на вершине стопки. Я взял ее, разорвал на маленькие кусочки, и положил в рюкзак, который принес с собой. Выброшу ее потом, главное – не здесь, не в эту урну. Потом я снова стал разбирать кучу. Раз уж я здесь, хоть возьму то, что может помочь Тамар играть роль.