В 1948 году мы с мамой пошли в школу. Перед учебным годом было собрание класса, и мы на нём присутствовали. Познакомились с учительницей – Екатериной Георгиевной. Учительница была замечательная. Когда я был в третьем классе, её наградили орденом Ленина. Екатерина Георгиевна с мужем до войны были учителями в железнодорожной школе. И среди их учеников был будущий герой – Гастелло. Тот, который свой подбитый самолёт направил на фашистский поезд с вооружением и солдатами.
В школе я был круглым отличником, и моя первая учительница меня очень любила. Я к ней ходил в гости и после начальной школы. А она ко мне, в 18 лет заболевшему, пришла и подарила рубашку своего мужа.
А школа была окраинная, хулиганская. На задней парте сидел хулиган Кидяшкин, с финкой. Драки были ежедневно. В моей же 306-й школе учились Семён Фарада и друг его детства Ресин.
Каждый день мама выходила провожать меня. Она оставалась на горке, над Яузой, а я спускался с горки, шёл вдоль речки, потом поворачивал налево, на мост. Оглядывался. Она всё стояла на горке и махала мне рукой.
Отличником я был, конечно, благодаря ей. Как-то она убедила меня, что я должен учиться хорошо. Вот я и учился. За первые четыре класса я получил почётные грамоты, а пятый класс пришёлся на плохую политическую ситуацию. Дело врачей. Директор сказал маме: «Сами понимаете, в этом году мы ему грамоту не можем дать».
После школы мы часами играли в футбол. Однажды парень по фамилии Антипов, старше меня и сильнее, ударил меня. Я заплакал и пошёл домой. Навстречу мама:
– Кто тебя?
– Антипов.
Она взяла меня за руку и повела на площадку. Подошла к Антипову и залепила ему пощёчину. Они стояли глаза в глаза. Он был выше неё ростом. Проходившая мимо бабка сказала Антипову:
– Врежь ей!
Но Антипов ударить маму не решился. Как моя маленькая мама смогла выдержать этот поединок, не представляю. Когда мы шли к дому, рука у неё тряслась, так она перенервничала. Вот на что она была способна ради меня.
В десять лет меня отдали в музыкальную школу. Для скрипки мой слух не очень подходил, определили на виолончель. А теперь представьте себе. 1950 год. Ростокино. Мы с этой виолончелью сначала топали до 9-го автобуса на Ярославском шоссе, мимо всех бараков. Меня тут же прозвали композитором. Потом в переполненном автобусе с виолончелью ехали до Колхозной площади, ныне Сухаревская. А потом пешком до Самотёки. Там, в особняке, построенном Шехтелем, и была наша музыкальная школа.
Однажды, уже в 1952 году, мы ехали в автобусе. А как раз было дело врачей. Все сплошь с еврейскими фамилиями, и только одна – русская. В толкучке какой-то так и сказали маме:
– Ну что, госпожа Вовси, допрыгались?
– Нет, господин Виноградов, – ответила мама, – ещё попрыгаем.
Могли и побить, но не побили.
Я эту свою виолончель ненавидел, вместо футбола надо было сидеть и играть этюды Айвазяна. И эти чудовищные поездки в битком набитом автобусе.
Я всё время простужался. И мне даже вырезали гланды. Но вырезали только одну, потому что я врача укусил за палец. Мама тоже заболела, причём так тяжело, что чуть не умерла. Единственное, о чём она тогда думала, что будет со мной. Может, оттого и выжила. У неё из слюнной железы вышел камень, и вскоре она поправилась.
Виолончель закончилась.
После седьмого класса мама отдала меня в техникум при номерном заводе. Там нас учили делать ракеты. Директор школы уговаривала маму не забирать меня из школы, обещала дать мне после окончания золотую медаль. Но мама рассчитала, что я при своей пятой графе вполне могу не поступить в институт и загреметь в армию. А так уйду в армию уже со специальностью.
Там, в техникуме, была замечательная учительница русского и литературы, Татьяна Тимофеевна. Она сразу назначила меня главным редактором рукописного журнала, потому что я на уроках придумывал и записывал разные миниатюры. И вот мы несколько лет издавали этот журнал. Ребята писали туда стихи, рассказы, я всё это собирал, а Зина Торбина красиво переписывала эти материалы в большом альбоме.
Удивительное дело, 50-е годы, нищета, техническое учебное заведение, а Татьяна Тимофеевна регулярно возила нас в Третьяковку и показывала картины, рассказывая о них. Вот так и втянулся на всю жизнь и до сих пор езжу в Третьяковку.
Я и в техникуме был отличником. Но однажды преподаватель по сопромату поставил мне двойку. Я оспорил. Вступился наш классный руководитель. Пришлось переправить двойку на тройку, хотя там была явная четверка. Но я ему, этому преподавателю, сильно не нравился. Однажды он задал трудную задачу и сказал:
– Кто первый решит, тому поставлю две пятёрки.
Я решил первый. Он в сердцах сказал:
– Неужели никто из вас, кроме какого-то Поляка, не мог решить эту задачу?
Он ещё раз проверил решение и поставил в журнал пятёрку. Я сказал:
– Вы же обещали поставить две пятёрки.
Он ответил:
– Хватит с тебя и одной.