Всё должно выглядеть, как её личное решение сбежать.
И всё так и будет, дело останется за малым.
Больница.
Допиваю воду, отставляя стакан на рядом стоящую тумбочку.
Выдыхаю, стараясь спокойно сглотнуть и привести дыхание в норму.
Телефон спрятан под матрас, глаза мирно хлопают, посматривая на ушедшего в себя Морта, а я лишь фальшиво-безразличным голосом продолжаю, впуская в свою речь как можно больше холода, как будто от нанесённых на душу шрамов не осталось и следа.
— В тот день я, наверное, поняла, что встретила второго дьявола. Но я даже не предполагала, чем это для меня обернётся...
Комментарий к Глава 21. Ещё шаг — и ты в аду *Todo listo — Всё сделано.
Битое стекло подано. Оставляйте чаевые (это я про слова).
====== Глава 22. Верь мне... ======
Макс покидает моё пространство, скрываясь в дебрях первого этажа. Я же просто стою, переваривая его слова и пытаясь понять, какого чёрта мне ожидать? Где лучше? Там, за пределами стен, где Глеб медленно воспитывает во мне бесчувственную суку, заставляя уподобляться его прихотям, или же здесь, в объятиях неизведанности и страха, который, я уверена, скоро отступит.
Но Глеб, хотя бы, преследует меня всю жизнь и не отпускает, есть хоть какая-то уверенность в том, что моя жизнь ему на руку. А Макс... Я абсолютно не представляю, что у него в голове, и что ему наверняка ничего не стоит замочить человека.
Веду ухом, слышу, как в ванной открывается кран. Сильный напор воды. Наверняка решил смыть с себя кровь бедолаги, что попался под руку.
И как следствие — не смело подхожу к окну, шагая настолько тихо, что даже стены не услышат.
Лёгкое движение, цепляю краешками пальцев задёрнутые жалюзи и чуть отодвигаю, выглядывая на улицу. Ни души. Ни рядом, ни за несколько метров от дома, пределы которого мне доводится видеть. Но на всякий случай шею вытягиваю и глазами рыщу в поисках хоть какого-то присутствия. Пустота.
— Ты туда не пойдёшь, — звенящий эхом голос, низкий, чуть грубый, даже слегка вздрагиваю и резко отпускаю из пальцев жалюзи, отходя от окна на шаг и вовсю таращась на Макса. — Скажу сразу, — он стоит в одних штанах и с полотенцем в руках, вытирая шею, — мне до тебя нет никакого дела, но с помощью тебя я хочу кое-что проверить. — Когда наступит тот день, когда я наконец сделаю то, чего хочу я? — Мы с Глебом прошли через многое, он не раз доказывал мне свою верность, он был мне, как брат, — молча слушаю, пытаясь взгляд сосредоточить, но он как нарочно неловко падает на его косые мышцы живота, играющие при отблеске свеч до жути притягивающе, — и тут появляешься ты, когда Миронов просто доводит до сведения, что ты — его девушка. А за спиной то, оказывается, целый экшн. — Брюнет стирает с себя всю влагу окончательно и перекидывает полотенце через плечо, делая ко мне несколько шагов. — Пока он не выполнит мою просьбу, пока не докажет, что я снова могу ему доверять, и пока не объяснит мне всё лично, — теперь он рядом почти, а я наблюдаю за его словами буквально, не отводя глаз от его губ, — он тебя не получит. — Просто чудно, чувствую себя королевой на шахматной доске.
Не знаю, ждёт ли он чего-то от меня: каких-то слов или же банального кивка, но зачем-то молча таращусь на его губы, тихо-тихо сглатывая и стараясь не терять самообладания. Глеб жив, Морт жив, я жива — уже хорошо. Остальное лишь дело времени, я просто постараюсь всё не испортить.
— Ни шагу из дома, иначе продолжу твоё знакомство со своим альтер эго. — Да уж, он не просто друг Глеба. Он, кажется, его кровный родственник. Старший брат, если быть более точной.
Делаю то, что последнее время лучше всего получается — утвердительно киваю. Мол, поняла тебя, очередной хозяин судьбы, сколько вас таких ещё будет...?
А он отходит, демонстративно закрывая дверь на ключ и скрываясь во мраке второго этажа.
Чудно.
Снова мысленно благодарю Миронова за то, что сделал меня в своём роде отшибленной. Потому что среди всего этого пожара, когда вокруг всё полыхает синим пламенем, я могу просто выдохнуть, безразлично реагируя на внешние раздражители. Я могу сквозь пламя этой вакханалии просто молча дойти до холодильника, взяв оттуда пиво. Затем могу вернуться за диван и уткнуться в книгу, будто так и надо, будто ничего не происходит.
Я могу. Я привыкла. Кажется, мне будет безразлично, если за окном это дома вспыхнут предвестники войны. Моя жизнь от меня не зависит. Всё, что остаётся — принять происходящее, как должное. Это — единственная подвластная мне вещь.
Блондин шагает по укрытой ночной гладью улице, держа у уха мобильный и несвойственно, раздражительно скалясь, еле сдерживая свою животную сущность.
— Пока я не буду убеждён, что к моему дому и на километр не приблизятся, — Макс вещает грозно, унизительно, руша так долго выстраиваемый мост их дружбы о львиную долю неуверенности в собрате, — ты её не получишь. — Он не шутит, он ясно даёт понять, что каждое его слово пропитано вязкой ненавистью, и на то есть свои причины.