Я всё ещё здесь (СИ)

— Естественно, — ступор с него вмиг спадает, лицо приобретает дьявольскую, но до жути непринуждённую гримасу.

— Где Глеб? — и где, чёрт возьми, логика моего вопроса, какого хрена меня это волнует?

— Понятия не имею, — скалится, вновь опуская взгляд на разводы на одежде. — Какое-то авто было рядом с моим домом. Один тип скрылся, а другой попытался на меня напасть, — это точно не Михайлов, не в его это духе. — За что и поплатился, кстати, — вижу, вижу. — В любви к насилию мы с Глебом схожи, но если... — что, если? — Если речь идёт о той, кого я считаю своей, — его взгляд касается моих глаз, и я напрочь отказываюсь понимать, какого чёрта так спёрло дыхание, — я и подумать не смею о том, что его можно применять к близким. — Бинго, ты только что это сделал по отношению к другу, как бы мне не хотелось верить в эти слова. — Я Макс, — смена темы до жути странная, но я хотя бы теперь знаю, как его зовут. — Запомни это имя, на ближайшее время оно тебе понадобится. — Сердце ведь начало успокаиваться, какого хрена ты одной фразой к чёрту всё разрушил?

Он встаёт с дивана, а я ненароком отмечаю, что мы всё ещё в темноте, нарушаемой лишь парочкой свеч. В их свете я вижу его очертания, его фигуру, что движется из зала в сторону кухни. А после прикрываю глаза, стараясь хотя бы на секунду сосредоточиться и понять, о ком всё-таки стоит переживать: о Морте, который нечаянным образом может напороться на неприятность; о Миронове, местонахождение которого мне отнюдь неизвестно; или же о себе, ибо из лап психопата я теперь попала в руки человека, душа которого для меня — тёмный лес. Я не знаю, чего ожидать. И уж тем более не знаю, в какую пучину судьба меня затащит завтра.

Двумя годами позже. Больница

Я прерываю свой рассказ, который медленно приводил Михайлова к абсолютному ступору, а также обезвоживал меня. Откашливаюсь, прерываясь на просьбу принести мне воды, и Морт тут же кивает, поднимаясь с койки и медленно топая за пределы палаты. Чудесно, его какое-то время не будет.

Чуть удобней уталкиваюсь на подушках, достаю телефон и читаю единственное входящее:

Todo listo*

Ухмыляюсь, только заметно едва, единожды моргаю и отвожу взгляд к окну, задёрнутому дешёвыми шторами.

Это сообщение означает то, что всё идёт так, как я и хотела, как мы задумывали. Вот только остатки врождённой человечности заставляют на мгновение ужаснуться тому, кем я стала. В кого я превратилась за эти два года.

А ещё я успеваю пропустить через себя мысль о том, как бы поступила тогдашняя я. Та забитая девчонка, чей мир сходился на жалости и сострадании к окружающим, будь то близкий человек или незнакомая душа.

Не сейчас.

Моментально отряхиваюсь, мотая головой и стараясь взять себя в руки. Скрип двери оповещает, что Морт уже здесь со стаканом воды, плетётся к моей кровати и садится на прежнее место, ожидая, пока опустошу стакан и продолжу погружаться будто в параллельный мир. В мир, который обычному прохожему был бы абсолютно чужд, но который стал для меня моим персональным измерением, повернувшим мою жизнь на сто восемьдесят градусов.

Ему интересно, я вижу. Он полностью погружён в идею узнать правду, узнать то, что со мной происходило. А ещё, как не прискорбно, он абсолютно не ожидает того, что на данный момент происходит за пределами этих стен.

То же время, дом Михайлова.

Пытаясь собраться с силами воедино, Алеся стоит напротив огромного шкафа-купе, глядя в зеркало и дыша настолько тяжело, что грудная клетка подпрыгивает чуть ли не до подбородка.

Девушка явно переживает, перебирая в руках мобильный и всё никак не решаясь рассказать Славе правду. О том, что в какой-то момент соврала. И о том, что не могла предпочесть свою жизнь жизни другой девушки, из-за которой всё полетело бы в огромную пропасть. Да и в конце концов о том, что делала это не только из собственных эгоистичных побуждений, но и ради него самого.

Она должна, она просто обязана была соврать, другого выбора попросту не было. И она в очередной раз морщит лоб, сводя брови к переносице и прикрывая рукой лицо.

Не так.

Всё должно быть не так.

Он не должен узнать всю правду от той, которую всё последнее время считал мёртвой.

До решения считанные минуты, она мечется по дому под действием атакующих раздумий, а после всё-таки решается его набрать, абсолютно не подозревая, что у судьбы на неё совсем другие планы.

Таращится в телефон, набирая его номер, но в эту же секунду забывает обо всём, как только мужская рука перекрывает доступ к кислороду, и кто-то грубой силой оттаскивает её к стенке, перекрывая пути отступления.

Ей зажимают рот, прижимают спиной к себе, а томный голос над ухом приказывает не выпускать из рук телефон.

— Пиши... — она всё ещё не видит нападающего, но скованное страхом нутро подчиняется первому же приказу, и шатенка не выпускает мобильный из дрожащих рук, готовая набирать сообщение под диктовку.

Прости.

Одно слово, которое она успевает отправить по указке.

Один писк перед тем, как похититель прикладывает её головой о стену, вырубая сию минуту и подхватывая на руки.