Залезаю в его Мерс на пассажирское и даже не пристёгиваюсь, посмеиваясь своим мыслям, что возможно попаду в аварию и вылечу к чертям через лобовое, избавив себя от этой превосходной жизни.
Мечты, мечты...
По моим подсчётам к нему мы должны доехать вечером, а это значит, что от его близости на данный момент меня может спасти лишь сон, в который нещадно хочется провалиться. Вот только не выходит никак. Выспалась уже...
И пока мы не выезжаем на трассу, я всё же решаюсь спросить, ожидая услышать хоть какой-либо ответ, желательно — удовлетворительный.
— Что с ним будет? — говорю, ровно держа голову, наблюдая за начинающейся прямой дорогой. — Всё же будет хорошо?
— А ты так переживаешь? — усмехается даже, а до меня сквозь пучину думок о последних событиях доходит, о чём был наш последний с ним разговор.
И правда выглядит нелепо.
Миронов для меня просто псих-похититель, который таскает меня за собой против моей воли и заставляет вершить ужасные вещи, которые человеку в здравом уме даже на порог желаний не явятся. А я тут интересуюсь, всё ли с ним будет хорошо, напрочь забывая догадки Макса о том, что нравится мне вся эта вакханалия с ролью жертвы.
Блять. Я ведь, если судить здраво, просто молиться на этих копов должна и желать блондину смерти. Но до жути противоречивые чувства сплетаются в тугой узел и заставляют меня проводить остающийся позади полицейский участок потухшими глазами, где-то глубоко в сердце теша надежду, что его там не изобьют до смерти.
— Это же Глеб, — он решается заговорить спустя пару километров, нарушая тишину, — всё нормально будет, куда он денется.
Меня эти слова мало утешают. Но утешают в какой-то степени, пока я не решаюсь раскинуть мозгами и понять, что если бы Макс знал, что ему грозит опасность, то не стал бы вот так просто бросать его и сваливать.
Но на другой чаше весов было то, что я абсолютно его не знала.
А вдруг это второй Даниэль, который действует из корыстных побуждений во имя мести?
Чёртов ком, он обволакивает мою голову, сдавая меня с потрохами, когда вылезает наружу через невротизм.
Я кусаю губы, грызу ногти, едва усиживаюсь на месте и вечно ёрзаю по сидению, сдирая коготками кутикулы. Ещё и желудок дифирамбы исполняет, поскольку поесть я так и не успела.
Мнусь ещё минут пятнадцать, а потом психую, откидывая сидение и меняя картинку с дороги на бежевый потолок. Глаза не смыкаются ни на минуту.
— Музыку, что ли, включи, — поднимаюсь из лежачего положения обратно, выдыхаю раздосадованно и киваю на мафон.
Макс молча тянет руку к проигрывателю и включает какую-то радиоволну. Единственную, что ловит в этой глуши, поливая из колонок чьим-то противным голосом. Ну хоть так.
Ещё бы для пущей ламповости печку накатать, ибо я всё ещё в какой-то растянутой ветровке и шортах, по ногам проходится холодок, даруемый ветром из приоткрытого окна, ненароком покрывая открытую часть ног мурашками.
— Так выглядит реакция... — брюнет вдруг перебивает напевы из колонок, вдруг убирая одну руку с руля и проводя пальцами от моей коленки и чуть выше, на что кожа моментально реагирует, покрываясь мурашками ещё больше и привлекая его взгляд, — когда в машине играет Коля Басков.
Мало того, что в ступор своим внезапным прикосновением вогнал, так теперь ещё и хихикает сидит.
Очень, очень смешно, бородатый, сейчас просто от смеха лопну, просто убери свою руку с моей ляжки.
Глаза закатываю, да к окну отворачиваюсь, дёргая ногой и будто скидывая его с себя. А сама не удерживаюсь, веду губами и насмехаюсь чуть, когда его слова в полной мере доходят. Психи, видимо, все такие ненормальные.
Всю эту до жути нудную и долгую дорогу мы так и провели, слушая “хиты” двухтысячных. Некоторым из них он даже подпевал, заставляя меня испытывать фейспалм, но, признаться, хоть ненадолго отвлекаться от тяжести, свалившейся на голову в виде нескончаемых мыслей.
Снова его дом, порог, и просторные покои, в которые я прохожу уже даже как-то по-свойски, неспешно разуваясь, хотя всё, чего хочется — метнуться на кухню быстрее пули и как можно быстрее набить свой желудок всем, что под руку попадётся.
— Устала? — стоит мне снять обувь и двинуться вперёд, как вопрос настигает, заставляя меня воспроизвести недавнюю картину. И, как следствие, вмиг разворачиваюсь и руку перед собой выставляю, тыкая в него пальчиком.
— Даже не думай, ясно? — мой сосредоточенный взгляд и нахмуренные брови, видимо, в совокупности выглядит весьма внушающе и сурово, что брюнет на месте замирает. — Даже не смей снова вводить в меня эту дрянь, я высплюсь и отдохну без всяких там шприцов!
Забавно, но он руки примирительно так выставляет и поджимает губы, рисуя улыбку лишь глазами.
— Как скажешь, — этот тон, Господи... не идёт тебе пассивность. До жути просто не идёт.
Но я довольно хмыкаю и топаю дальше, наконец приближаясь к спасительному холодильнику, набивая рот всевозможным.
Можно сказать, в этот вечер мне везёт дважды, потому что Макс, видимо, понимая, чего мне стоило это путешествие, даже не является на кухню и не язвит, когда я набиваю щёки подобно хомяку.