Я всё ещё здесь (СИ)

Но остаток жизни тут провести явно не получится, и я наконец спускаю стопы на маленький коврик, немного ёжась. А после фыркаю, потому как за своей спешкой я умудрилась забыть полотенце. А ещё чистую одежду. А ещё память свою, кажется, тоже оставила где-то в пакетике.

— Макс? — немного приоткрываю дверь и высовываю голову, шныряя глазами по комнате. — Макс! — шёпотом, но прикрикиваю, покуда брюнет не появляется перед глазами. — Принеси полотенце, — его вид немного обескураженный, он первые секунды озадаченно смотрит, а потом мотает головой и улыбается, — пожалуйста...

Просьба исполнена, не проходит и минуты, как полотенце оказывается в моих руках и я тихо говорю “спасибо”, вновь закрывая двери и почёсывая затылок. Не могла вот попросить и одежду? Ибо в одной этой тряпке, которая едва бёдра прикрывает, выходить не очень то хочется.

Но делать нечего, а второй раз просить будто религия не позволяет, и я прикрываюсь тем, что есть, придерживая ткань рукой возле груди. Выхожу.

Макс за столом, возится с ноутбуком, свет от которого — единственное, что комнату освещает. А я на цыпочках прохожу к кровати, вытряхивая из своего пакета всё содержимое и рассматривая тряпки, которые можно натянуть.

Тут тихо. Тихо и спокойно. Даже слишком. Я не слышу даже шума проезжающих мимо машин. И это наталкивает на мысль, что мы действительно в глуши. Той самой, которая порой так необходима, она ограничивает от городской суеты и всего того хаоса, что творится за стенами. А ещё сырость... Сырость и тонкий запах мужского парфюма. И понять трудно, от него ли лёгкие мурашки, или от капель, что всё ещё стекают по спине с влажных волос.

— Кхм, — придерживаю полотенце рукой и резко оборачиваюсь, за всеми мыслями отвлекаясь и не успевая уследить, как Макс оказывается за спиной. — Я в душ пойду, — всё ещё не пойму, зачем он меня оповещает. Поэтому и киваю, недоумевающе глядя. — У нас на двоих одно полотенце, — кивает на то, что ему нужно, что я так крепко удерживаю на груди. При этом не отходит ни на шаг, а стоит на месте, выжидая.

Мне нужно что-то сделать. Попросить его отвернуться, пока переоденусь, либо же взять одежду и пойти в ванную, дабы переодеться не на его глазах, но голову будто молнией шарахает, я отчего-то уверена, что должна именно сейчас сказать ему то, что так и не решилось слететь с языка в его доме.

— Ты мне жизнь спас, — это не новость, это просто фраза, с которой решаю начать, — просто так, не зная меня, но подставляя себя под пули. — Не знаю, какого чёрта на меня нашло, но весь этот кромешный ад, ставший неотъемлемой частью моей жизни, видимо, неслабо на меня повлиял. Я не успевала за этой сумятицей, как и за собственными мыслями, живущими, кажется, своей жизнью. Будто моя голова отдельно от меня. Я лишь тело, что функционирует по необходимости. — У меня за спиной ничего нет, я не смогу тебя ничем отблагодарить, но я просто хочу, чтобы ты знал, — нас разделяет один шаг, но я не оставляю личного пространства, сокращая его до невозможности и поднимаясь на носочки, — спасибо... — даже стоя на цыпочках я не на его уровне, но этого достаточно, чтобы я невесомо коснулась его губ своими.

Это даже не поцелуй. Макс стоит, как и стоял, только губы едва приоткрывает, позволяя мне сделать то, чего я от себя не ожидала. Это напоминает какое-то дикое сумасшествие, но я давно перестала контролировать то, что происходит вокруг меня. Я будто стала частью плана, который Бог прописал по мою душу.

Отпрянываю, в глаза его смотреть не перестаю, и чувствую его дыхание. Оно сбитое, оно набирает обороты, и если бы я не знала, что он не делал никаких лишних движений, то просто бы подумала, что он стометровку пробежал. Кажется, я начинаю чувствовать даже подскакивающий пульс.

Шаг назад, инстинктивный. Потом ещё. И ещё.

Теперь уже он загоняет в тупик, пока я не упираюсь в прикроватную тумбу.

А потом резкий рывок, он подхватывает под бёдра и усаживает на её деревянную поверхность, заставляя синхронно поддаться минутному порыву.

Глаза едва прикрыты, мои руки абсолютно не слушаются и обвивают его спину, когда я ощущаю его дыхание на своей шее. Оно горячее. Горячее и сбитое, я чувствую лёгкое прикосновение его губ к своей коже, чувствуя какой-то слабый разряд, будто получила порцию тока. Но он останавливается, замирая в этой позе и будто не решаясь перейти на ступень выше. Невидимый стоп держит, а после — нарушающий эту атмосферу звонок, сопровождаемый вибрацией в его кармане. Как знак свыше.

Но он не отстраняется, лишь тянется в карман и достаёт мобильный, позволяя мне видеть яркий экран, на котором светится входящий от Миронова.

Сердце отчего-то незапланированно сжимается, будто это не звонок, а сообщение, что он везде и повсюду, и что он видит, наблюдает, до сих пор контролирует каждый шаг.

А Макс с несколько секунд сверлит глазами дисплей, слегка поджимая губы и вдруг поднимая на меня глаза. И в отблеске яркой подсветки я вижу их мерцание, отказываясь даже предполагать, почему он не снимает трубку. Может, это разговор только для двоих, и моим ушам тут не место?