Он усмехается, а я на зов усмешки поднимаю глаза и невольно в памяти недавний момент прогоняю. Как вышла на улицу, как не успела понять, что к чему. Но лучше всего я помню его руки, которые держали так крепко, будто я самое ценное, что есть в его жизни. А ещё помню его спину, за которой, кажется, в тот момент пронеслась вся моя жизнь. Одно вот только не ясно — это инстинкт у него такой был, или же Глеб в этом вопросе приложился, оставляя приказ беречь меня, как зеницу ока.
Неловкую паузу сам нарушает, не громко откашливаясь и приказывая мне собраться. Конечно, если это можно назвать приказом...
Сначала непонимающе гляжу, уже было выдыхая разочарованно, а потом вспоминаю, что этот штурм может продолжиться, и сейчас действительно самое время свалить отсюда куда подальше. И мысль эта не гнетёт. По крайней мере, он издеваться над людьми не заставляет, и на том спасибо.
Коротко киваю, прикидывая, что сейчас с моим собранным пакетом, который я, кажется, выронила из рук, когда от пуль уворачивалась. А после удивляюсь, когда спускаюсь вниз и нахожу его целым и невредимым у входной двери. Которая, кстати, тоже целая, что наталкивает на мысль, что брюнет к подобным нападениям готов был, окружив себя пуленепробиваемым убежищем.
Всё уже позади, за дверью тихо, ни души, но я всё равно останавливаюсь за шаг до выхода, страшась потянуться к ручке. Мне страшно. Мне до жути страшно даже за порог этого дома шагнуть, но я на автомате улыбаюсь, как и когда-то всем проблемам, сваливающимся мне на голову. Наверное, кто-то свыше написал мою жизнь именно так, подкидывая мне новых испытаний раз за разом.
Дверь открывает Максим, видимо, не имея желания выждать, покуда на меня снизойдёт озарение.
Снова порог, эта улица и его машина в поле видимости. И я механически озираюсь, топая за ним и стараясь не отставать ни на шаг. Себе дороже.
А после пассажирское, тихая музыка и долгая дорога, в которой я даже глаз сомкнуть не смею, наслаждаясь ночным видом и минутами спокойствия. Их я решаюсь ценить при любом удобном подвернувшемся варианте.
— От Глеба по-прежнему ничего? — в тишине уже и ехать неловко, но начать диалог не позволяет отсутствие общих тем, поэтому единственное, о чём я могу заговорить — это тема Миронова, о местонахождении которого мне до сих пор ровным счётом ничего неизвестно.
А Макс хмыкает. С усмешкой больше. Даже вижу, как уголок губ оттягивает, да в окно поглядывает, не выпуская руль из пальцев.
— В первый раз такую преданность встречаю.
Признаться, до меня не сполна доходит суть его слов. Но стоит включить голову, и я начинаю понимать, что он имел ввиду.
Уманьяченный психопат, разъезжающий по миру и творящий беспредел. И я прицепом, выполняя против своей воли любую его прихоть. А после разлуки ещё и интересуюсь, не попал ли он в беду. И правда напоминаю себе верную собаку, готовую принимать и ждать своего хозяина в любом случае, будь тот любвеобильным семьянином или же отбитым наркоманом.
Перенимаю его жест и тоже тяну улыбку.
Уже который раз я испытываю судьбу, как и который раз убеждаюсь, что он ничего не скажет. Повторно спрашивать бесполезно, наверняка услышу какую-нибудь издёвку.
Наплевать.
Рядом тот, который закрыл собой от пуль, а я его расспрашиваю о том, кто видит во мне персональную игрушку. Смешно. Смешно и горько, покуда прислоняюсь лбом к окну и вспоминаю, что за всей этой историей я забыла главного. Того, к кому стремилась сбежать ещё какое-то время назад.
И вся последующая дорога проходит под размышления и несбывшиеся фантазии о том, что бы сейчас было, будь я рядом с Мортом.
Наверняка мы бы сейчас спорили, что купить на ужин. А потом бы спорили, какой посмотреть фильм. Я бы дулась, злилась, смеялась и...была бы счастлива, но вместо всего этого я просто-напросто снова еду в неизвестность, абсолютно не предполагая, что ждёт меня, когда стрелки часов переместятся.
И когда мы тормозимся у небольшого, одноэтажного мотеля, я невольно ухмыляюсь, секундной вспышкой в мыслях вспоминая, что подобные остановки были присуще никому другому, как Глебу. Макса же в этой роли я пока представить не могла, как ни крути.
— Пойдём, — мужских качеств никто не отменил, он открывает мне дверь и подаёт руку. А я выхожу, молча, топая за ним с пакетиком в руках.
Снятый им номер ничем не примечателен.
Маленькая комната с двуспальной кроватью и заветной дверью, за которой, к счастью, я нахожу ванну, отчего-то спеша смыть с себя всю дорожную пыль. Да и весь прошедший вечер, который выдался более, чем насыщенным.
Возражений не встречаю и бодро щёлкаю замком, быстро скидывая с себя вещи и заползая под душ. Правда, приходится в очередной раз повозиться с настроем температуры, ибо подобные мотели известны этой душевой болезнью. Вода либо доводит до обморожения, либо от высоких градусов кожа готова плавиться, но я всё же побеждаю в этой схватке и подстраиваю напор под себя, наконец подставляя под душ голову и блаженно прикрывая глаза. Даже гель не нужен, я просто стою так, кажется, целую вечность, ожидая, пока меня к чертям смоет.