Я всё ещё здесь (СИ)

— Пирог банановый хочешь? — он только собирается с мыслями, чтобы ответить, а блондинка уже достаёт из холодильника порцию, улыбаясь и даже чуть облизываясь. — Сама испекла.

Он и не замечает, как расслабляются мышцы лица. Как губы тянутся в улыбку, искреннюю и непритворную, и как на миг отпускают все внешние раздражители, именуемые проблемами, которых не мало. Но это странное чувство, что теплом разливается по венам, оно будто чуждо, будто он и не знал отроду, что можно жить вот так, без рвущегося наружу монстра, коего давит подобная атмосфера спокойствия и уюта.

— Чёрный или зелёный? — как много вопросов...

По крайней мере, ему так кажется, но он улыбается ещё шире и кивает в сторону чёрного пакетика в её руке.

А после оба садятся за стол, отчего-то помалкивая и будто выжидая, кто решится первым взяться за кружку. Без неё ведь разговор не клеится.

— Так какими судьбами? — делает первый шаг, заключает в объятия тонких пальчиков горячую кружку и делает осторожный глоток, дабы не обжечься.

— По делам приехал, — наконец преодолевает барьер и спускает с неё взгляд, хватая кусок пирога. — Вот и решил к тебе заглянуть, — ложь, враньё и наглое лицемерие. Но это первое, что пришло в больную голову.

— А я думала, ты всё ещё злишься за выпускной, — идёт ва-банк и решает проверить его реакцию, быстро скрывая улыбку за кружкой чая.

— Хм, — а он усмехается, опуская взгляд и ни на секунду не теряясь, — я всего лишь стоял под дождём три часа у порога твоего дома, чтобы увидеть с другим. — Снова смешок, жмёт плечами и отчего-то глаза поднять не решается, вспоминая события давнего времени.

Это был выпускной, который он планировал провести в паре с той, от которой захватывало дух и останавливалось сердце. Которая делала его другим, когда они оставались наедине. И которая по глупости решила доверить ему самое дорогое, что у неё было — свою честь.

Он хоть и был отбитым хулиганом, но наивная девчонка верила, что меняет его, меняет к лучшему. Вот и отдавалась сполна, пока у того в голове не переклинило. И причиной тому была его компашка, которую девчонка терпеть не могла. Вот и подслушала однажды нечаянно разговор, в котором Миронов с ярким воодушевлением описывал, как лишил первую красавицу школы невинности.

А она была ранима. Ранима и подозрительна, наверно поэтому и не решилась слушать его бредни о том, что ему нужно было просто держать планку перед парнями, и что все его чувства к ней настоящие.

Тогда и прогнала, тогда и вычеркнула, а сквозь время сбивалась со счёта, когда пыталась посчитать ночи, проведённые в слезах.

— Я никогда не буду у тебя на первом месте!

Кажется, эти слова она кричала в их последнюю ссору, запустив в него каким-то предметом, что попался под руку.

Надоело, видимо. Надоело захлёбываться в слезах и просить, чтобы образумился. Да и понял наконец, что товарищи его только вниз за собой тянут, мешая жить нормальной человеческой жизнью.

Осмелился к ней подойти он лишь спустя полгода, поймав после уроков и настоятельно требуя встречи. Точнее, требуя, чтобы она подарила ему последнюю ночь. Ночь выпускного, где она будет в роли его спутницы на этом прощальном вечере. Вот только гнев ею всё ещё двигал, и сама того не желая, она демонстративно вильнула хвостом перед тем самым вечером, уплывая в объятия к другому, к симпатичному баскетболисту, который, по правде сказать, мог похвастаться только мускулами, да отцом богатым.

Ну а теперь она здесь, на расстоянии вытянутой руки. Как распустившийся цветок, несколько лишних лет ей определённо к лицу.

А на безымянном пальце правой руки золотое колечко с бриллиантом, сияет в свете кухонной лампы и привлекает его внимание, и она это сразу же замечает.

— Я замуж вышла, — даже голос тише становится, и эмоции смешанные. Улыбается вроде, но глаза убегают и скрываются в испаринах на ободке кружки.

— Да неужели, — фальшивое удивление овладевает его мимикой, он даже тарелку с пирогом подальше отодвигает, — за кого?

— Ты его вряд ли знаешь... — смущается, это видно. Она никогда не умела скрывать эмоций. Всё было, как на ладони. — Правда, он в командировке, — выдыхает, как будто разочарованно, словно только пытается показать свою осведомлённость, — сказал, что на неделю-другую.

А Глеб и вовсе глаза опускает, кусая нижнюю губу. Сейчас его желание вылить на жену врага всё сполна застряло где-то в груди, если не глубже.

Ему под силу всё, он справлялся всегда и со всем так, будто лучше его в подобных делах просто нет. Да и не существовало никогда. Его не сбивали даже пули, но сейчас он сидит, как водой облитый, не в силах вымолвить ни слова. Нечто свыше будто держит его рот на замке и не позволяет сделать этой девушке больно.

Глаза вновь подняты, он осматривает её фигуру и немного щурится, пытаясь понять, с каких это пор его импульсивность потушили давно позабытые чувства. Или, не такие уж они и позабытые?