Я всё ещё здесь (СИ)

Миронов выходит, что есть силы хлопая дверью и, кажется, сотрясая землю. Достаёт очередную сигарету и выписывает возле автомобиля шаги, оставаясь наедине с самим собой и вроде даже затевая с собой беседу.

“Это просто дурное влияние вечера, старые шрамы, оно не стоит того. Вспомни, кто ты есть...”

В какой-то момент кажется, что он находит те самые ключевые слова, которые должны вернуть жизнь в прежнее русло, но всё работает от обратного.

Фильтр сигареты еле касается губ, Глеб держит её меж пальцев и не убирает руку ото рта, застывая на мгновение и будто погружаясь в прошлое, будто действительно вспоминая, кто он есть на самом деле.

Забитый мальчишка, не знающий родительской любви. А после неуёмный подросток, который так и не сумел влиться в компанию своего окружения. И лишь одна заставила его верить в ошибку суждения о собственной ненужности, заставила наконец почувствовать себя живым и любимым, со всеми его манерами и замашками. Но ровно до тех пор, пока на пути не попались такие же отбитые придурки, которых в детстве недолюбили. Разница была лишь в том, что в силу неопытности Миронов повёлся на их трёп о том, что рано или поздно эта девчонка его бросит.

— Посмотри, где она, и где ты. Нахер ты ей сдался вообще, она наверняка с тобой из жалости замутила. Бросит тебя и останешься с носом, не будь лохом.

Но девушка продолжала стоять за его плечами несмотря ни на что, в то время как по другую сторону находилась отбитая компашка, именующая себя семьёй. Братьями, как они любили говорить, которые не размениваются на баб и дорожат друг другом. Вот и приходилось порой плясать под их дудку, ибо первое за всю жизнь чувство единения с кем-то заставляло держаться за себя зубами.

Наташа же была чем-то иным. Некой отдушиной и просто девушкой, словно из параллельного мира, которая разглядела в монстре человека. И эту часть души он умудрился потерять, за что корил себя до такой степени, что постепенно покрылся коркой льда. Льда и жестокости, спрятавшись за ними, как под панцирем, непробиваемым и защитным.

А после время. Время, которое вроде бы и подлатало раны, но не до конца. И это он почувствовал как никогда явно, когда встретил врезавшуюся в него девчонку, несущуюся по своим делам.

Затем боязнь. Боязнь повтора ситуации и неминуемой боли, которой он так не хотел. И по глупости своей увяз в наркотическом угаре, что помогал бороться со страхами и повернул его голову, кажется, на сто восемьдесят.

Паранойя и сумасшествие стали для него родными, он целиком и полностью отдал себя той мысли, что не упустит подаренного ему второго шанса, вот только увлёкся сильно.

Будучи неуверенным в своих силах, он уверил себя в том, что человека можно удержать и физически, силой. По крайней мере, этот метод самый действенный и подвластный, пускай и бесчеловечный немного. И в его действенности он убеждался с каждым разом, как только Лера порывалась уйти.

Страх и агония, его превосходство усмиряло, сковывало невидимыми цепями и разрушало постепенно, пока Миронов стирал грани допустимого в больном мозгу. Он этого не чувствовал, для него эта психоделика стала вполне себе сносной нормой, за безумием которой он отказывался понимать, что здоровому человеку это может быть чуждо. И он целиком и полностью отдал себя той идее, что сможет сделать из неё такую же. Такую же, как и он сам. Тайные грезы о том, чтобы девчонка видела мир его глазами не отпускали, обволакивая своими ветвями всё прочнее, покуда переключатель в мозгу не сломался окончательно, не позволяя более отличать свой собственный мир от реального.

Наверное, проще оправдать окружающий тебя хаос, когда ты псих. Проще видеть жизнь глазами ненормального, заколотившего жалость и чувства в бетонную коробку. И ещё проще создавать себе условия комфорта, не ссылаясь на боль тех, кто рядом.

В этой его игре пострадала больше вторая, ставшая для него персональной грушей для битья, покорной и смиренной. А первая... первая даже сейчас сидела в голове, управляя его мозгом невидимыми нитями, от которых не отмахнуться. Это как прошлое, что тянет за собой, заставляя погрязнуть в воспоминаниях.

Осталась половина пачки.

Глеб смотрит на оставшиеся сигареты и швыряет их обратно в машину, на пассажирское.

На завтра... Эту порцию он оставит на завтра, как и решение, которое как и всегда придёт само собой. А потом он снова садится за руль, сворачивая с обочины и подъезжая к обрыву, откуда открывается вид на море.

Спокойные, умиротворяющие волны. В свете уходящего солнца они переливаются красками небывалой красоты, которую так часто можно встретить в природе. Точнее, можно встретить практически везде, другое дело — заметить.

Блондин откидывается на опущенном сидении и с умиротворением смотрит вдаль, изредка поглядывая на припасённую на следующий день пачку. Рука снова тянется за сигаретой, он растягивает её на множественное количество затяжек, наслаждаясь каждой. А после засыпает, встречаясь с опускающейся на местность темнотой, отдаваясь желанию выспаться хотя бы раз в жизни.