Я всё ещё здесь (СИ)

Здесь его никто не найдёт, не потревожит. Здесь безопасно и надёжно. Здесь нет людей. Здесь нет ничего, что может помешать...

Нужно отдать должное своему организму. Он словно черпает силы из сна, восстанавливаясь и запасаясь энергией.

Пятнадцать.

Он проспал ровно пятнадцать часов и двадцать одну минуту.

Выключенный мобильный после удержания боковой кнопки тоже пришёл в себя, но уведомлениями не блистал. Ни входящих, ни смс, ничего ровным счётом. И Глеба бы это насторожило, если бы не мысли, которые побудили его вставить ключ в зажигание.

Он не думал о голове, о желании выпить крепкий горький кофе, он попросту выехал по зову голоса, внутреннего, что послужил этим утром персональным маршрутизатором.

Он не знал, зачем возвращается по пройденному маршруту. Не знал, какого чёрта снова едет к её дому и что скажет. А ещё он не знал, что, чёрт возьми, будет делать. Он, слетевший с катушек псих, такой потерянный сейчас и будто разделённый надвое.

На спидометр не смотрит даже, просто выжимает из своей ласточки всё, что только можно. Едет около двух часов, наверное, паркуя машину уже поближе к её дому и неуверенно покидая водительское сидение.

Шагает прямо к двери, замирая перед порогом, но только на секунду. А затем стучит, громко и напористо, поджимая челюсть и считая секунды до момента, когда услышит за этой дверью шаги.

Но их всё нет и нет, он уже было теряет веру, когда тонкий голосок за спиной отдаётся мурашками по позвоночнику.

— Глеб?

Миронов разворачивается и видит её.

Её волосы аккуратно убраны в хвост, на ней безразмерный свитер и самые обычные обтягивающие джинсы, подчёркивающие миниатюрную фигурку. В руке маленький клатч, а в глазах слёзы. Они стоят, словно девушка дала самой себе установку, что не позволит им вырваться наружу, покуда не окажется за порогом собственного дома.

— Что... — машет головой и не может понять, в чём дело, сводя к переносице брови и пристально рассматривая блондинку, — что случилось? — интерес его неподдельный, чувства переживания наваливаются и застревают в горле комком, он и вспомнить не может, когда пёкся за чьё-либо состояние.

Но домыслам не суждено завершить свой путь, девушка не сдерживается и падает прямо на колени. Губы дрожат, она склоняет вниз голову и больше не может держать чувства в неволе.

— Наташа!? — подлетает быстро, падая на коленки рядом с ней и хватая за хрупкие плечи. — В чём дело? — не отпускает, но покорно ждёт, когда девушка вытрет слёзы и наконец поднимет на него мокрые глаза. Забавно, но даже с потёкшей едва тушью её лицо ему кажется ангельски прекрасным.

— Его убили... — это слово заставляет её отдаться эмоциям вновь, девушка беспрерывно плачет и машет головой из стороны в сторону, отказываясь верить в собственные слова. — Застрелили прямо в голову, я только что с опознания...

Дальше говорить не может, ком у горла мешает.

Ей нужно, просто необходимо взять себя в руки, но девчонке это не под силу, уж слишком велика та боль, что свалилась на неё нежданно. Она не хочет показывать эмоций, которые так усердно сдерживала в морге, не хочет, чтобы другие видели её слёз, но сейчас она просто сидит у себя во дворе, сама того не желая разделяя боль со всеми, кто оказывается неподалёку, будь это соседи или же просто случайные прохожие.

Глебу ясно это, как никому другому.

Слишком сильный, чтобы показывать свою слабость кому-то ещё. Он без смятения берёт Наташу на руки, легко изымая из ослабленной хватки ключи, открывает дверь и заносит в дом. На диван укладывает аккуратно, хватая сложенный рядом плед и накрывая оголённые плечи.

Признаться, он и вспомнить то не может, как должна выглядеть забота. Ведь это так, вроде, называется? Ему непонятно, с чего он это делает и отчего глаза сейчас навыкате. Он почему-то на физическом уровне не может перенести её слёз, убегая на кухню под предлогом поставить чайник.

Слишком израненная душа и слишком очерствевшее сердце, они словно сталкиваются в схватке, заставляя вспомнить о привязанности. Чёртовой привязанности к тому, кто заставляет чувствовать себя живым и нужным. Ведь одному невыносимо, тошно. Наверное, он уже и представить не может своё существование без кого-то, иначе чем объяснить присутствие Алеси в его недавнем прошлом? Такая же чокнутая, брошенная на произвол судьбы душонка, увидевшая в Глебе отдушину, данную кем-то свыше. А ему и на руку, собственное эго лишь подпитывается, когда кто-то видит в нём своего короля. Короля ада.

Но об Алесе сейчас думать не хочется, он отчего-то уверен, что по доброй воле сам толкнул её в кровать Михайлову. А после, когда всё закончится, он непременно вернёт её обратно, по щелчку пальцев.

Ну а пока он судорожно размешивает пару неполных ложек сахара в чёрной кружке, выбрасывая в урну использованный пакетик чая и снова устремляясь в гостиную.

— Держи, — протягивает кружку Наташе и садится рядом, стараясь себя не выдать. Сегодня определённо его день, ведь девушке не до его состояния. — Осторожно только, горячо.