Я взлечу

Когда уже тетя Пуф расскажет, что делать с моей собственной песней? Но от тети по-прежнему никаких вестей. Я не волнуюсь. С ней такое бывает.

– Вперед. – Джей берет меня за руку. – Мы, по крайней мере, пришли только за едой. Остальное у нас есть. Кое-кому здесь повезло меньше.

Первый стол завален консервами. Ими заведуют две пожилые дамы, чернокожая и белая, в одинаковых свитерах с оленями.

– Сколько ртов кормишь, дорогуша? – спрашивает у Джей чернокожая.

Вторая смотрит на меня с еле заметной улыбкой, а от выражения ее глаз мне хочется выть. В них сострадание.

Мне хочется сказать ей, что обычно у нас все не так. Обычно мы не стоим в огромных очередях и не клянчим еду. Иногда наш холодильник пустел, но раньше мы всегда знали, что скоро в нем снова будет еда.

Хочется попросить ее не смотреть так больше.

Сказать, что однажды я решу все наши проблемы.

Что я мечтаю отсюда вырваться.

– Пойду пройдусь, – бормочу я Джей.

Еда стоит вдоль одной стены зала, а напротив – одежда, игрушки и книги. Рядом со столом для книг и игрушек стоит Майл-Зи, вокруг него скачут мелкие дети и танцуют его танец, а операторша все это снимает.

Я отхожу от них подальше и направляюсь к столу с обувью. Длиной он примерно как стол в школьной столовой. Обувь разложена по размерам. Вся она ношеная, и хорошо, если одним человеком. Я заглядываю в ряд с женским шестым размером – ну а почему бы нет?

И вдруг вижу их.

Они выше большинства других пар. На пальцах левого маленькая потертость, а так они почти новые, даже кожаный ярлычок с цепочки не оторвался. Тимбы.

Я беру их в руки. Это не моя паленка с барахолки: на боку клеймо в виде дерева.

Я сейчас могу взять себе настоящие тимбы!

Опускаю глаза на свою обувь. Джей сказала: брать только еду. Эта пара должна достаться тому, кому вообще надеть нечего. А не мне.

И все-таки… У меня почти вытерлись стельки. Так уже много дней. Джей я ничего не говорила. Потерплю. Обувь мне покупать сейчас не на что.

Я прикусываю щеку. Можно взять тимбы, но, как только я возьму их и пойду домой, я окажусь в жопе. Мы все окажемся в жопе. Это будет значить, что мы докатились и нуждаемся в обуви, которую кто-то отдал на благотворительность.

Я не хочу, чтобы до этого доходило. Но, по-моему, уже дошло. Я закрываю рот рукой, сдерживая всхлипы. Джексоны не плачут, особенно – в общественных центрах, где на них смотрят с состраданием, а камеры новостников выискивают самые жалкие кадры. Я стискиваю зубы – буквально, – вздыхаю поглубже и ставлю ботинки обратно на стол.

– Может, хоть примеришь, Ловорезка? – спрашивает кто-то за спиной.

Я оборачиваюсь. У чернокожего Санты, оказывается, темные очки, два золотых клыка и несколько шикарных цепочек. Может, конечно, традиционный костюм Санты поменяли, а мне никто ничего не сказал, но, по-моему, это Суприм, бывший менеджер отца.

– Что может быть круче настоящих тимбов! – говорит он. – Давай, примерь.

Я скрещиваю руки на груди.

– Не, перебьюсь.

Есть правила батлов, а есть правила жизни после батлов. Первое правило – всегда будь начеку. В нашу с Супримом последнюю встречу я размазала его сына на Ринге. Едва ли ему это понравилось. Откуда мне знать, может, он сейчас примеряется, чтобы ударить?

Второе правило – ничего не забывать. Я не забыла, как он ржал над дерьмом, которое Майл-Зи сморозил про моего отца. Этого я так просто не прощу.

Суприм тихо хмыкает.

– Ого, а ты совсем как твой папка. Я еще почти ничего не сказал, а ты уже рвешься в бой.

– А что, будет бой? – Ну типа, если бычишь, отвечай за базар.

– Не, я не зол. На Ринге ты выставила Майл-Зи полным идиотом, но тебя тут винить не в чем. Он плохо сосредоточился.

– По-моему, он был вполне сосредоточен. Достаточно, чтобы оскорбить память моего папы.

– Ну точно, вылитый Ло. Из-за одной строчки!..

– Это была не просто строчка!

– Да, но это всего лишь батл. Майл-Зи просто хотел выбить тебя из колеи. Ничего личного.

– Ладно. Лично вы оба идите на хер. – Я отворачиваюсь. Мы молчим.

Наконец Суприм подает голос:

– Тебе нужны ботинки, да?

Ложь дается легко:

– Нет.

– Даже если нужны, стыдиться нечего. Я и сам через это прошел. Когда я был мелким, мамка меня таскала всюду, где давали халяву.

– Моя мама меня обычно никуда не таскает!

– А, в первый раз, – кивает он. – Это всегда самое сложное. Особенно когда все смотрят с сочувствием. Рано или поздно перестанешь замечать.

Не верю.

– Короче, я подошел не затем, чтобы лезть в твою жизнь. – Да ладно? – Увидел вас с Джейдой и решил поддержать. На Ринге – это было мощно.

– Я в курсе. – На самом деле нет, но нельзя давать слабину.

– Я в тебе заметил то, чего давно не видел, – продолжает он. – Мы в индустрии называем это «то самое». Никто не может объяснить, что это за штука, но ее ни с чем не перепутать. В тебе оно есть. – Он смеется. – Охренеть сколько.

Я разворачиваюсь.

– Правда?

– Ага. Ло бы гордился до усрачки.

У меня что-то екает в груди. Не понять, то ли больно, то ли приятно. Может, и то и другое.

– Спасибо.

Он сует в рот зубочистку.

– Плохо, что ты ничего с этим не делаешь.

– В смысле?