Я закрыл КПСС

И все эти годы коммунисты и те, кого с ними объединяет ненависть к демократам, стараются переложить на нас ответственность за распад СССР. Небезуспешно: миф закрепился в общественном сознании настолько, что утверждение «Демократы развалили СССР» стало чуть ли не аксиомой.

Спустя десятилетия половинчатость решений 5 сентября 1991 года очевидна. Но и тогда всем нам резала глаз искусственность выстроенной конструкции, в которой Горбачёв и прожекты общесоюзных управленческих структур выглядели явной натяжкой. Однако сразу по окончании путча взять и сказать, что СССР больше нет, было невозможно. Республикам необходимо время, чтобы подготовиться к самостоятельному плаванию. А за рубежом требовали ответственного отношения ко всем международным обязательствам СССР, гарантий нераспространения ядерного оружия и… уговаривали не выходить из СССР.

Съезд закончился, депутаты разошлись. А Ельцин совершенно неожиданно почти на месяц уехал отдыхать в Сочи! Может быть, Борис Николаевич убедился, что до окончательного развода с Горбачёвым движения вперед не будет? Но могло быть и проще — Ельцин иногда устраивал себе такого рода отгулы.

Последние дни на Тверской

Все дни работы Пятого (последнего) Съезда я разрывался между Кремлем и мэрией, где продолжал исполнять свои обязанности генерального директора департамента мэра.

Уже 28 августа Ельцин указом «О полномочиях органов исполнительной власти города Москвы» положил конец длившемуся несколько месяцев противостоянию мэрии и Моссовета. Мэр был наделен правом самостоятельно формировать всю вертикаль исполнительной власти, включая административные и муниципальные округа, управлять городским бюджетом и внебюджетными фондами, вводить акцизы и регулировать цены. Ему также поручалось подготовить предложения по объединению Москвы и Московской области.

Понятно, что указ, существенно ограничивавший влияние депутатов Моссовета, вызвал у них взрыв негодования, поддержанный и частью представителей московского бизнеса во главе с Константином Боровым, которых обеспокоило право городских властей регулировать цены. Но страсти быстро улеглись. Боровой грозил вывести бизнес из Москвы, но мы посмеивались, зная весьма незначительное его влияние на предпринимателей, выстроившихся в очередь за возможностью работать в столице.

В пылу ликвидации последствий путча и наказания тех, кто его поддержал, произошел ряд курьезных эпизодов. Например, выселение Союза писателей РСФСР, опротестованное московским прокурором Геннадием Пономаревым. Этот кристально честный, несгибаемый в приверженности закону, умный и великолепно подготовленный специалист доставлял нам много проблем и неприятных минут своим нежеланием идти на компромисс во всем, что касается закона. Еще попытка отъема Поповым бизнес-центра «Зенит»[141] у его владельца Абела Аганбегяна. Скандал пришлось улаживать мне и Мурашеву в общении с представителем Аганбегяна, одним из наших академических народных депутатов СССР — Павлом Буничем.

Нужно было подумать и о преемнике на случай, если назначение в КГБ все-таки состоится. Если департамент мэра сохранит функции стратегического планирования, более всего подходил депутат Кемер Норкин, человек чрезвычайно креативный. Если же считать, что главные революционные задачи позади и департаменту нужно ограничиться функциями личного аппарата мэра, оптимальна кандидатура Ирины Дорошенко.

Попов поначалу выбрал второй вариант, но затем склонился к первому — задач стратегического реформирования городской жизни осталось немало. Но определил в генеральные директора не Кемера Норкина, а Эрнеста Бакирова.

Много лет спустя Бакиров рассказал, что вся история с моим назначением в КГБ — его рук дело. В поисках начальника столичного КГБ из демократов первым предложили его, Бакирова, — как геолог-нефтяник он был связан с разведкой ядерными взрывами и потому с КГБ был на «ты». Но он очень не хотел идти на эту должность, а с другой стороны, ему очень нравилась моя должность. Он пошел к Попову с отговорками: «Я человек в возрасте… мне это будет тяжело… а вот есть такой человек талантливый… но вам, Гавриил Харитонович, придется оторвать его от сердца…». И пока я три дня болтался по Швейцарии, Попов заручился поддержкой Бакатина, побывал у Горбачёва и Ельцина.

В потоке этих дел выделяется приезд Горбачёва в Моссовет.

Вернувшийся в Москву из «форосского заточения», Горбачёв отстал от жизни на целую историческую эпоху. Такой вот парадокс: изолированный и безмолвный, он был символом сопротивления путчистам, одновременно героем-мучеником и живым доказательством преступного характера их дел. А прилетев в Москву и заговорив о «социализме, которого мы еще и не видели», сразу стал политиком из прошлого.