Я закрыл КПСС

— Алле! — голос пьяного в хлам актера.

— Привет!

— Приввееет!

— Не узнал?

— Нееет! Кто это?

— Ну ты даешь… Это Сергей Васильевич!

— Какой Сергей Васильевич? Сергей Васильевич… Сергей Васильевич… Эйзенштейн!!! — заорал от тяжкого предчувствия он.

С приходом Бориса Ельцина первым секретарем МГК КПСС ситуация изменилась кардинально. Елей и ладан были не просто не нужны, за это можно было схлопотать. Это было нам по душе. В каждом проснулся талант низвержения. Это был не реагаж, а Окна РОСТа.

Однажды готовивший документ начальник ворвался к нам в комнату.

— Ты что, обалдел! Что ты пишешь? Тут ни одного печатного слова!

— Это не я пишу, а это народ говорит!

— Но тут сплошной мат.

— Вот на нем он и говорит.

Пришлось объяснять, что такого рода практика имеет смысл в тоталитарном государстве с подавленной свободой прессы. А сейчас я и так знаю, что людей волнует и о чем они говорят — из газет и телепередач. Тратить время на сбор такой информации запретил, тем более что всегда остается вопрос, не пытается ли кто-то манипулировать мной, донося целенаправленно отобранные сплетни и слухи.

Приказал прекратить работу по таким организациям, как «Народно-трудовой союз» (НТС) (язвительно заметив, что не требую же работать по компартиям), ряду религиозных организаций.

Гораздо серьезнее было решение по проведению «Набата» — так в те годы называлась специальная операция, связанная с захватом террористами воздушного судна. Командовать операцией в случае возникновения или развития ЧП в столичном регионе должен был начальник Московского Управления.

Случилось так, что именно к началу моей работы в Управлении срок действия предыдущего приказа, регламентирующего проведение «Набата», истек и руководитель соответствующей линии Захаров принес косметически обновленный текст на утверждение.

Начиная работу в Управлении, я понимал, что новичка обязательно будут проверять и начнут проверку с того, что подсунут на подпись какую-нибудь глупость. Так и случилось. Когда руководитель секретариата Е. Ш-в принес проект очевидно нелепого распоряжения, ласково объяснил ему, что в следующий раз выгоню всех, кто подобный материал готовит и визирует.

Так что в случае с «Набатом» умышленного подвоха не ожидал, но привычка читать подписываемые документы утроилась интересом к совершенно новой сфере деятельности и пониманием меры ответственности в этом случае.

Прочитав первый абзац: «Целью операции является предотвращение угона воздушного судна за пределы СССР», жирно его перечеркнул и написал: «Целью операции является сохранение жизни и здоровья пассажиров и членов экипажа воздушного судна». Велел переделать приказ в духе первого абзаца и впредь руководствоваться этой логикой как при учениях, так и в боевых ситуациях. Заодно поручил составить график регулярного проведения учений по «Набату», которого мы в дальнейшем старались неукоснительно придерживаться. Необходимость задействования в операции одновременно гражданских служб, различных подразделений КГБ и МВД требовала регулярных тренировок, что мы с Захаровым в дальнейшем устраивали не реже, чем раз в полгода.

Знакомясь в первые же дни с организационной структурой и штатным расписанием Управления, обратил внимание на две позиции:

● комендатура в Бутово;

● комендатура в Коммунарке.

Спросил у Алферова (он, как заместитель по кадрам, докладывал этот вопрос), о чем идет речь и увидел странное смущение и желание уйти от ответа, что лишь обострило мой интерес. И стала открываться страшная тайна двух строго секретных объектов — расстрельных полигонов и кладбищ «Бутово» и «Коммунарка», где в конце тридцатых годов закончился жизненный путь десятков тысяч жертв[162] большевистского террора.

Выяснилось, что они находятся в ведении Московского Управления, которое десятилетиями обеспечивало недоступность этих мест.

Возникшее в конце 90-х годов по инициативе Льва Пономарева движение «Мемориал» окольными путями вышло на информацию о них, но пробиться сквозь ограничения грифа «Секретно» не могло.

При поддержке Горбачёва и особенно его соратника Александра Николаевича Яковлева в СССР была легализована работа по реабилитации жертв репрессий коммунистической власти, благодаря чему «Мемориалу» удалось наладить взаимодействие с КГБ СССР, как в центральном аппарате, так и в территориальных органах.