Я закрыл КПСС

Следующий день, 3 октября, стал началом массового кровопролития в Москве. В эти два дня говорить о гражданской войне можно было уже безо всяких натяжек.

Толпа демонстрантов под красными флагами, двигаясь от Октябрьской площади, прорвала заслоны милиции у Крымского моста. Милиционеров зверски избивали, отбирали у них каски, щиты и резиновые палки (другого оружия не было). Милицейские и другие машины захватывали, переворачивали, поджигали.

Толпа быстро докатилась до Белого Дома, смяла оцепление, завладела спецсредствами.

На ее сторону перешла Софринская оперативная бригада особого назначения (21 ОБрОН). Началась перестрелка. Под призывы Макашова «Вешать всяких мэров, пэров, херов» уже основательно вооруженная толпа штурмом взяла расположенное напротив Белого Дома здание мэрии, схватила работников мэрии, в том числе представителя президента Владимира Комчатова и вице-премьера московского правительства Александра Брагинского. Их спас от расправы один из лидеров Фронта национального спасения и недавно еще наш соратник по «Демократической России» Илья Константинов. И пораскидала же нас жизнь!..

Едва ли не центральным персонажем в озверевшей толпе был… Баранников — в кожаном пальто, под которым угадывался бронежилет, с автоматом в руках.

В это время я находился в штабе МВД и видел растерянность руководителей министерства: к такому развитию событий никто не был готов. Мгновенный коллапс громадной по численности силовой структуры в ситуации в общем-то штатной застал всех врасплох.

Обстановка сразу стала очень напряженной. Готовых боеспособных резервов для немедленного наведения порядка в городе не было. Не было в городе и президента. Москва на несколько часов оказалась совершенно беззащитной.

Дважды москвичам в те годы пришлось наблюдать роковые социально-политические потрясения, и каждый раз оставалось только удивляться, насколько вся мощь государства в считанные часы может быть парализована и бесполезна, если не опирается на поддержку общества.

Позвонил Лев Пономарев, давний соратник по «Демократической России». Наш с ним разговор кем-то был неправильно истолкован, и в прессе появились саркастические заметки на тему «Начальник Московского управления порекомендовал демократам… [в общем — убегать]». Для истории расскажу об этом эпизоде чуть подробнее, как он запомнился мне и Пономареву.

— Женя, что происходит?! Милиции в городе нет, коммунисты (так для простоты называли белодомовцев и их сторонников) хозяйничают.

— Лев, пока ничего не могу сказать.

— Но что нам делать? … (в общем — убегать), что ли?

Лев, когда очень взволнован, мог быть чрезвычайно напорист, что часто вызывало раздражение. А тут еще вокруг столько чрезвычайных проблем, что отвлекаться на психотерапию совсем не хотелось:

— … (в общем — убегайте).

Тут же спохватился, сообразив, что есть важное дело, которое, кроме «Демократической России», сейчас никто не сделает. Нельзя отдавать без боя улицу. Если силы правопорядка на улице будут видеть только «красно-коричневых», они будут казаться единственными выразителями народных чаяний, и противостоять их нажиму органы правопорядка не смогут. Значит нужно…

— Лев, вот что нужно сделать: выводите людей на улицу, чтобы показать: народ не с Белым Домом, народ — с Ельциным.

— Ты считаешь, нужно выводить людей?

— Да, Лев, нужно.

Пономарев, оторвавшись от трубки, громко сказал кому-то кричащему и галдящему:

— Тихо вы! Вот Савостьянов считает, что нужно выводить людей на улицу.

На том наш разговор закончился, и только много лет спустя Пономарев разъяснил мне суть того, что происходило на том конце провода.

«Дорогой Женя! По разговору 1993 года. […] Я тебе звонил в тот момент, когда у нас шел координационный совет «Демроссии», в здании, где сейчас Совет Федерации. И мы на координационном совете приняли решение: т. к. армия не вышла, выводить на улицу людей в защиту демократической власти, понимая, что погромщики уже идут по Тверской в сторону центра.

До разговора с тобой я позвонил Филатову и сказал ему, что мы сейчас выводим людей на улицу. Он ответил мне, что это нельзя делать, т. к. они сейчас будут выводить армию, и мы будем им мешать. Первый звонок ему у меня был между 15 и 16 часами. Он сказал перезвонить через час.

Примерно через час, между 16 и 17, я ему опять звонил — он опять сказал, что надо ждать армию.