Я закрыл КПСС

Информационной подпиткой помимо журналистов занимались сам Гусинский, служба безопасности и аналитическое управление «МОСТа» под руководством многолетнего «куратора» советской интеллигенции, первого зампреда КГБ СССР Филиппа Бобкова и его заместителя Евгения Иванова. Среди аналитиков выделялись Сергей Зверев и Светлана Миронюк.

В «МОСТе» я, среди прочего, занимался проблемами ПНБ (Павельцовской нефтепродуктовой базы) — работа, которая быстро переросла в реструктуризацию столичного нефтепродуктового рынка.

Купив в конце 1991 года первый в семье автомобиль, сразу столкнулся с проблемой: машина есть, бензина нету. И откуда ему было взяться, если всего остального в продаже тоже не было.

Заправки украшались объявлениями «Бензина нет». Если совершалось почти чудо и где-то бензин появлялся, очередь выстраивалась длиннющая. Тут желательно было попасть на такую заправку, которая находилась на спуске, как, например, на Ломоносовском проспекте. Тогда можно было плавно съезжать при выключенном моторе, не расходуя драгоценное топливо (мой «Москвич» был лишен таких «буржуазных излишеств», как гидроусилитель руля или тормозов). «Ангелами-спасителями» оказывались нередко 12–15-летние мальчишки, сидевшие возле дорог с канистрами, содержимое которых временами напоминало бензин.

Топливный рынок Москвы был близок к коллапсу. Понятно, что скважины продолжали давать нефть и ее продолжали везти в столичный, самый денежный регион. Но до введения свободных цен на нефть и нефтепродукты (что было отложено на 10 месяцев) все старались этот товар придерживать, сколько можно. Правда, 15 % нефти и нефтепродуктов разрешено было реализовывать по коммерческим ценам. Понятно, что это стало источником обильных махинаций и десятков компаний, выкупавших добываемую нефть.

Купленную по коммерческим ценам нефть по коммерческим же ценам нужно было продать. А МПКА («Московский производственный комбинат автообслуживания»), муниципальный монополист 220 АЗС, в ценообразовании был ограничен. Отсюда парадоксальная картина 1992 года: пустующие АЗС и активные продажи «с колес» (то есть с бензовозов) и из канистр.

Правительство Москвы сдало 162 АЗС в аренду частному бизнесу под условие самостоятельного обеспечения их топливом, прикрыв одновременно работу временных (и контейнерных) АЗС и торговлю с бензовозов и канистр. Дефицит сразу исчез, но началась борьба за рыночную долю.

Топливная инфраструктура Москвы включала Московский нефтеперерабатывающий завод (МНПЗ); нефтебазы Московской области (крупнейшие — Володарская к югу от Москвы, недалеко от а/п «Домодедово», Павельцовская к северо-западу от Москвы, недалеко от а/п «Шереметьево» и Московская, была построена «Товариществом Бр. Нобель» еще в 1895 г.[274]); и упомянутые бензоколонки МПКА.

Каждый из трех сегментов мог работать либо по «давальческой» схеме, либо по коммерческой схеме, либо в комбинации двух схем.

Суть «давальческой схемы» в том, что товар не становится собственностью предприятия, а поставляется туда для переработки (МНПЗ), хранения (нефтепродуктовые базы), продажи конечному потребителю (МПКА), оставаясь собственностью поставщика. Предприятие, соответственно, зарабатывает на тарифах за, соответственно, переработку, хранение, реализацию.

В «коммерческой схеме» предприятие за счет собственных или заемных средств закупает нефтепродукты и затем реализует их на рыночных условиях.

Понятно, что «давальческая» схема менее прибыльна, более надежна, оставляет менеджменту предприятия меньше возможностей для рисковых операций и хищений.

Жить скромненько, но безопасненько или кутить, но рисковать — перед таким выбором встали все руководители топливного комплекса Москвы. Некоторые, как директор МПКА Владимир Монахов, за неправильный выбор заплатили жизнью.

К тому моменту, когда я подключился к претензиям группы «МОСТ» к Павельцовской нефтебазе (ПНБ), ее положение было за гранью банкротства, на чем и настаивали финансисты группы во главе с Еленой Булычевой. Проблема осложнялась тем, что кредиторов у базы было много.