Но и следующий день облегчения не принес. Фактически все находившиеся в Грозном федеральные силы перешли к обороне в тех местах, где их застало начало операции «Джихад». Однако стойкость защищающихся не меняла ни военную, ни информационную картину происходящего: накануне инаугурации президента его войска на своей территории еле отбиваются от незаконных вооруженных формирований.
Чтобы разобраться в происходящем, поехал к министру внутренних дел Анатолию Куликову (ему подчинялась вся группировка федеральных сил в Чечне). С Куликовым мы были знакомы, и он всегда выглядел жестким, решительным, уверенным в себе командиром. Достаточно вспомнить, что именно он в марте остановил попытку Ельцина снова разогнать парламент и перейти к военному управлению. Грешным делом, относил его к тем военачальникам, в которых мне виделась определенная склонность к бонапартизму — он, Лебедь, командующий погранвойсками Андрей Николаев, генерал и депутат Лев Рохлин. Куликов же вдобавок и внешне напоминал французского генерала-императора: невысокий, крепкий, он мог бы успешно пройти без грима кастинг в соответствующем историческом фильме.
Тем тяжелее было увидеть подавленного, растерявшегося человека. Он пытался все объяснить пассивной позицией нового руководства министерства обороны, которое переваливает ответственность на внутренние войска и не оказывает им необходимую помощь, на упущения ФСБ по линии разведки и т. д.
Позднее на коллегии МВД я наслушался немало соответствующих скорбных историй, и поэтому пришлось подтолкнуть руководство основных боевых ведомств (МО, МВД, ФСБ) к проведению межведомственного совещания, призванного дать всестороннюю картину прошлых событий и сформулировать выводы на будущее, чтобы снова не учиться на собственной крови.
Об увиденном рассказал Чубайсу: в таком формате продолжение военных действий бесперспективно. Нужно немедленно пришпорить Минобороны и что-то делать с руководством операции. Чубайс надавил на Родионова. Тот, как ни отнекивался, в конце концов уступил.
В тот же день армия потихоньку начала втягиваться в бои. Через день, 9 августа, состоялась инаугурация Ельцина. Пафосность мероприятия контрастировала с его краткостью и общим негативным впечатлением от начала нового правления. Порадовало одно: президент, вопреки ожиданиям, выглядел достаточно бодро и стойко продержался целых (!) 16 минут на сцене. Только он один знал, каких сил, физических и моральных, ему это стоило.
Вернулся с церемонии на работу. Через несколько минут — звонок секретаря: «К вам Завгаев». Быстро пытаясь сообразить, что она напутала, переспросил: «Кто?» Оказалось, действительно Завгаев. Глава Чеченской Республики, в которой уже три дня идут ожесточенные бои с сепаратистами. Прибыл собственной персоной на инаугурацию в день начала боев и, вот, подзадержался.
— Что вы здесь делаете? Почему не в Грозном?! Отправляйтесь немедленно. До свидания.
Вот и вся беседа. 10 августа[289] Ельцин объявил в России днем траура по погибшим и назначил Лебедя своим полномочным представителем в Чеченской Республике, поручив ему добиться прекращения кровопролития.
Тот немедленно вылетел в Чечню для встречи с военным лидером сепаратистов Асланом Масхадовым. Переговоры, в которых иногда участвовал Березовский, не занимавший тогда формальных государственных должностей, но имевший богатый набор идей и волю к их воплощению, продолжились с участием второго президента самопровозглашенной республики Зелимхана Яндарбиева и при посредничестве чрезвычайно активного в тот период главы группы содействия ОБСЕ Тима Гульдимана.
Тем временем ни внутренние войска, ни армия, которая все активнее подключалась к сражению за чеченскую столицу, несмотря на огромное численное превосходство, не могли переломить оперативную ситуацию. День за днем мы получали реляции о том, что положение уже выправляется, противник отступает и вот-вот будет одержана решительная победа. Однако АП имела независимые источники информации, и мы видели, что войска более или менее успешно отбивались, но никакого перехвата инициативы нет.