Я закрыл КПСС

В понедельник 23 марта ехал на планерку у Юмашева, когда какой-то разгильдяй зацепил мой служебный Audi на виадуке Кутузовского проспекта над будущим Третьим («Лужковским») транспортным кольцом. Пока дождался подменной машины, прошло много времени, на оперативку я безнадежно опоздал и поехал к себе на Старую площадь.

Только вошел в кабинет — звонок по АТС-1: Виктория Митина, заместитель руководителя АП, отвечавшая за развитие местного самоуправления и прославившаяся сказанной сразу после назначения фразой «Я была с президентом во все его критические дни», натуралистически созвучной рекламному слогану гигиенических прокладок.

Вопрос для человека, ничего не подозревавшего был, что называется, «на засыпку»:

— Евгений Вадимович, как же мы теперь будем жить?

— Не понял, Виктория Александровна.

Нужно заметить, что с ней мне мало приходилось общаться, и я, мне казалось, был последним человеком в АП, с кем ее тянуло бы обсуждать экзистенциальные проблемы.

— А-а, вы ничего не знаете? Ааа, вас же не было. Нас сейчас собрал Борис Николаевич и объявил об отставке Черномырдина[324]!

— А кто вместо?

— Кириенко из Минтопэнерго[325].

Повесив трубку, подумал, как же нелепы были мои слова «у нас впереди последний спокойный год». А ведь догадывался же…

Незадолго до того ко мне, как всегда, «почти вбежал» Березовский. Тоже, как всегда, отказавшись от церемониального чая, без обиняков выстрелил:

— Черномырдина надо снимать. Он больше не тянет.

И уставился, ожидая реакцию. Адекватно отреагировать было трудно: совсем недавно Ельцин сказал: «На выборы в 2000 году я не пойду… Правительство Черномырдина нужно сохранить на следующий год… Я внутренне определился с преемником». Из этого ясно следовало, в чью пользу определился президент — Черномырдин.

И все последние месяцы Березовский демонстративно «нес в массы» идею: Черномырдин — наследник. Порой он повторял это так некстати, но настойчиво, что, казалось, его цель — утопить явного фаворита. Но его СМИ работали на Черномырдина и против других возможных претендентов, его бизнес развивался благодаря поддержке премьера.

И вдруг — такой внезапный поворот. Я промямлил что-то невнятное и, проводив стремительного гостя, стал думать.

Могло быть два варианта:

а) Ельцин, а скорее — его ближний круг, решил, что стране нужен новый курс и новый перспективный лидер;

б) надвигается экономический шторм, и Черномырдина решено вывести из-под удара, чтобы в нужный момент вернуть в качестве спасителя Отечества — отличная стартовая позиция для кандидата в президенты[326].

В первом случае в премьерское кресло сядет масштабный и авторитетный политик.

Во втором — кто-нибудь, с кем можно связать надежды, но и кого не жалко положить на жертвенный алтарь.

Теперь ситуация прояснилась — надвигается шторм. Черномырдину предстоял отчет перед Думой, и можно не сомневаться, что там ему будет нелегко. Стало понятно, почему как раз в те дни, когда ко мне забежал Березовский, Кириенко удостоился аудиенции у Ельцина, вызвавшей тогда недоумение: не по чину…

Предположение косвенно подтвердилось на встрече с Ельциным. На вопрос, нужно ли кадровикам АП помочь молодому премьеру в формировании команды (у нас была проделана немалая работа по подготовке кадрового резерва), президент отчужденно ответил: «Не надо. Пусть сам». Несколько позднее Кириенко предоставили право вести экономическую политику без согласования с АП. На первый взгляд — жест доверия. А приглядись пристальнее — фигура отмежевания.

Кириенко предстояло воевать почти в одиночку. Утверждение его кандидатуры в Государственной думе растянулось на целый месяц — драгоценное время, которого и так в обрез, таяло в парламентских баталиях. Предложенная им программа была по обстоятельствам антикризисной и в первую очередь отвечала на вопрос, как нормализовать государственные финансы. Они к тому моменту уже не «пели романсы», а заходились в предсмертном хрипе. Отток по разным оценкам составил от 2,5 до 7,5 миллиардов долларов. Денежная система пошла вразнос: процентные ставки по ценным бумагам росли, а курс рубля сильно упал. Обслуживание скрытого в ГКО и ОФЗ долга требовало все больше денег.

У Кириенко было немного способов выправить ситуацию: девальвировать рубль, обесценив государственные долги и обязательства; сократить расходы бюджета, урезав надежды всех, питавшихся от этого пирога: учителей и военных, чиновников и пенсионеров; значительно увеличить поступления в бюджет.

На девальвацию Кириенко не пошел, боясь коллапса банковской системы (обслуживать свои валютные долги не смогли бы многие частные банки, а других тогда, можно сказать, и не было) и неизбежной крайне отрицательной реакции Международного валютного фонда, от которого чаяли нового транша. Вскоре стало очевидно, сколь пагубна оказалась эта нерешительность…