Я здесь...

Влад останавливается и крепче сжимает мою руку.

Сид подходит вплотную, но Влад заводит меня за спину и смотрит в ледяные глаза в упор:

— Ты еще кто такой? Что тебе нужно?

— Отвали, я не с тобой разговариваю. — Сид пытается обойти досадное препятствие, но Влад снова преграждает ему путь.

Один напирает, второй стоит как стена. И оба достали меня до чертиков.

— Отвали, — тихо повторяет Сид и прячет правую ладонь в карман косухи. Я знаю, что в нем лежит, и как лихо Сид с этим управляется. Знаю, что в итоге один из них останется изуродованным, а второй, даже несмотря на свой нежный возраст, надолго сядет.

Потому я и выдергиваю руку из руки Влада и выхожу вперед:

— Чего тебе, Сид? Привет.

— Объяснить мне ничего не хочешь? — Дергается он.

— Нет. — Мотаю головой.

— Что она тебе объяснять должна? — рычит Влад, а я вздрагиваю: как только заговорила с этим бледным недомерком, так про присутствие Влада забыла напрочь.

— Влад, — оборачиваюсь и умоляю я. — Иди домой, пожалуйста. Извинись за меня перед мамой… Завтра поговорим.

— Предлагаешь оставить тебя тут одну с этим ушлепком?!

— Все нормально, я его знаю!

Сид громко ржет:

— Знает вдоль и поперек, чувак!

У Влада багровеет лицо, он готов кинуться в драку, а Сид только беззаботно скалится и сжимает в кармане кастет.

— Я с ним пойду. Прости! — Подскакиваю к Сиду, беру его под ручку и при этом ловлю воздух ртом. Увожу его и ухожу сама, не оглядываясь.

Глава 33

Неподалеку расположен старый парк: огороженный участок города, заросший кустами и деревьями, населенный воронами и ржавыми каруселями, поставленными на вечный прикол.

Сид навострил лыжи именно туда.

На ходу он меня обнимает, но я повожу плечом и сбрасываю его клешню.

Мы останавливаемся, Сид пристально смотрит сверху вниз. Блин, а я и не замечала, как сильно он вырос с августа… И стал еще убийственней в своей необычной, дурной, с ног сбивающей красоте.

Но сердце устало от скачек. Бьется ровно. Равнодушно. Я так решила.

— Итак, Сид, я тебя слушаю! — Мой голос совсем не дрожит.

— Почему ты сбежала тогда? — заводится он, трясет меня, сверлит злющими глазами. — К нему? Так ты все же с ним, да?

Но я этот взгляд спокойно выдерживаю:

— Нет. Я не с ним.

— А с кем, рыжая?! Скажи ты мне… — Он срывается на крик, а с крика на шепот. — Может, со мной?..

— Я ни с кем. Я сама по себе.

— Будь со мной. Пожалуйста. — Он почти до синяков сжимает мне плечи.

— Нет.

— Почему нет?

— Тебе шестнадцать лет, Сид! — Я пытаюсь отвернуться, но он ловит мой взгляд:

— В апреле будет семнадцать!

— А мне почти восемнадцать.

— Ну и что?!! — кричит он. Бедный маленький мальчик. Циничная сволочь. Так тебе и надо.

— Ты… посмотри на себя, Сид. Посмотри, как ты живешь. Думаешь, я стану иметь с тобой дело? — Голос звенит на весь парк, распугивая городских голубей и ворон, многочисленных свидетелей моей над ним расправы. — Без вариантов, Сид. Ответ — «нет»!

Каждое слово расползается на сердце болезненным кровоточащим шрамом, но видеть Сида таким бледным, дерганым, еле живым — дорогого стоит.

Он освобождает мои руки из захвата своих и устало произносит:

— Понятно… Пошли со мной.

— Куда? — Я хлопаю глазами.

— Дело есть…

Сид идет походкой вразвалочку, по пути носом гриндера расхреначивает одиноко стоящую у бордюра бутылку и сворачивает в кусты. Я плетусь следом, будто на привязи.

На площадке с остовами ржавых каруселей, когда-то давно приносивших восторг и радость советским детям, Сид подходит к покосившейся билетной будке и открывает трухлявую дверь, с душераздирающим воплем петель та являет нам могильную черноту своих внутренностей.

Я все еще не могу отдышаться от совершенного мною намеренного, и потому — величайшего зла в жизни — и молча наблюдаю за действиями бледного и непривычно тихого Сида.

Он опускается перед раскрывшимся проемом на корточки, наполовину расстегивает косуху и запускает руку во внутренний карман. Он кого-то углядел в темноте будки и улыбается, словно солнечный пятилетний мальчик, каким он, вероятно, когда-то и был:

— Эй, мелочь! Папа пришел! — И из будки, пища и вытянув вверх полосатые дрожащие хвосты, выбегают котята. Два котенка — рыжий и сиамский, примерно двух месяцев от роду.

Сид распечатывает конвертик с кошачьим кормом, выдавливает его содержимое на принесенную ветром старую газету, и животные, громко мурлыча и отталкивая друг друга усатыми мордами, приступают к трапезе.

Сид гладит их, поднимает голову и сияет:

— Смотри, Лик, вот этого, облезлого, зовут Сид. А этой рыжей имя я никак не подберу… — Он снова проводит ладонью вдоль пушистых спинок.

Я незаметно смахиваю слезы, проклятое горло сдавило, и следующие слова выходят сиплыми:

— Часто ты их тут кормишь?

— Ага. У них маму в прошлом месяце машина задавила, а они остались. Хочешь погладить?

Это выше моих сил.

— Нет…

Сид поднимается, отряхивает руки, прячет их в карманы. Долго и пронзительно смотрит на меня. Он абсолютно вменяем, ни под чем он сейчас не находится, но мне от этого не легче.

— Поговорить надо… — тихо говорит он и уходит в сторону умерших аттракционов.

***