Я здесь...

— Моя мама с ума сойдет! — мечусь я. Я и сама не заметила, как обида на маму растаяла и сменилась спокойствием и радостью, а грудная клетка наполнилась пресловутыми бабочками. И это — заслуга стоящего рядом мальчика, легкого и невесомого настолько же, насколько приземленной и тяжелой всегда была я.

— Позвонишь ей. Все нормально будет! — убеждает он. — Если нужно, и я с ней поговорю, в чистоте намерений заверю.

Глава 10

Я покорно чешу вслед за Сидом, который передвигается с почти нечеловеческой скоростью. Он просто идет себе, а я уже снова легких не чувствую. Кстати, не такой уж он и мелкий — все же повыше меня будет, а это значит, что у него за метр восемьдесят… Да и плечи широкие, хоть и стройный. И походочка такая расслабленная… Я что, сейчас им любуюсь?.. Приехали…

У края проезжей части пропускаем пару машин и направляемся во дворы. Ночной воздух обволакивает, свет фонарей искажает наши тени, плывущие рядом. Впереди я вижу старый двухэтажный дом с желтыми обшарпанными стенами.

— Вот. Мой дом. — Сид толкает плечом деревянную дверь и пропускает меня в подъезд. — Осторожней. Были случаи: люди тут падали и… в общем, мне теперь их очень не хватает.

— Ты серьезно?! — Я в замешательстве оглядываюсь, но Сид идиотски хихикает и легонько подталкивает в спину.

Наши тени вновь скользят рядом по деревянным скошенным ступеням, по стенам с проплешинами от отвалившейся штукатурки, в которых проглядывает дранка.

Сид открывает ключом старую дверь на втором этаже, вваливается в квартиру, включает свет. Захожу следом в длинную прихожую с высоким потолком и стенами, наполовину выкрашенными синей краской.

— Можешь не разуваться. — Он тянет меня дальше по коридору. — Телефон вон там.

Я набираю домашний номер, но на том конце провода раздаются только длинные занудные гудки. Где же мама?

Ах, безмозглый я человек… Она сейчас у мужика.

Как и я.

Я смущаюсь от своих позорных мыслей. Сид этот, что ли, мужик?

— Хочешь чаю? У меня есть клевый чай, моя бабка сама собирала и сушила какие-то хитрые травы, мяту… — Топчется рядом Сид.

— Валяй. Угощай! — Надо же, у него даже чай какой-то «хитрый».

На кухне, которую освещает старый абажур под потолком, я приземляюсь на стул. Мелкий включает воду — та с шипением наполняет чайник — и ставит его на старую двухконфорочную плиту, потом садится напротив. Вблизи и при свете.

И планета вновь начинает кружиться с огромной скоростью.

Что происходит? Этот парнишка похож на бледного сумасшедшего маньяка, а я почти вижу за его спиной белые крылышки. В его присутствии мне становится легко, хочется улыбаться, и вся моя броня с грохотом падает на пол. Но мне очень нравится быть рядом с кем-то без нее…

— Лик, а ты рыжая, оказывается… — с придыханием говорит он, и мне становится совсем дурно.

К счастью, закипает чайник, Сид вскакивает, ставит на стол пол-литровую банку, откашливается и пожимает плечами:

— Чашек нет. Прости за сервис.

И мы глушим обжигающий ароматный чай прямо из банки.

— Петь будем? — вопрошает он вдруг. — У нас круто это получается!..

— А давай! — с азартом соглашаюсь, потому что его отвязность заразительна. А попеть мне надо, чтобы не свихнуться от мыслей о том, что могло бы сегодня со мной случиться, и о том, какой тупой и бессильной я иногда могу быть.

Сид пулей приносит гитару.

Он садится на пол и бренчит какие-то импровизации, его длинные пальцы порхают по струнам. Кажется, в своем бренчании он даже из реальности выключился.

Знавала я таких. Точнее, никого я не знавала… Но вся мировая художественная литература вопиет, что благоразумным девушкам не стоит связываться с подобными кавалерами.

— Заказывай что-нибудь! Как умею, сбацаю! — Сид устремляет на меня свои жуткие глаза.

— Так… Так-так… — Упираю локти в колени, а ладонями подпираю щеки. — Давай что-нибудь про чай. Твоим хитрым мятным чаем навеяно.

Ну, думаю, в тупик поставила парня, ан нет.

Убедившись, что струны звучат идеально, Сид начинает играть «Pennyroyal tea» группы Nirvana. Люблю Курта, люблю эту песню, люблю тех, кто тоже ее любит, но того, кто так ее играет, я готова боготворить.

Поет Сид тоже до дрожи клево, а когда при этом поднимает взгляд и смотрит на меня, я перестаю дышать. Да что за черт!

И в этот дивный момент соседи стучат по батареям.

— Соседка. Намекает, что мы ей типа мешаем. Она не понимает, что иногда, чтобы не сойти с ума, человеку просто необходимо отпустить себя и проораться. Спорим, она потому и сумасшедшая?

Я тихо офигеваю, но запрещаю мыслям пускаться вскачь. Он просто ляпнул эту фразу, не подумав.

— Что еще? Только чтобы громко, чтобы связки сорвать! — подначивает Сид, его отмороженные глаза сияют азартом. Осознаю, что в такой странной манере он пытается отвлечь меня от дурных мыслей, и от тихого тепла, разлившегося от этого в душе, вдруг развозит. Я зажмуриваюсь, чтобы прийти в себя. Помогает.

— Э, мать, да ты отрубаешься. Спать пошли. — Сид отставляет гитару и встает на ноги.

Ага. Разбежался. Какой еще спать. С тобой, что ли…

— Я лучше тут посижу, — объявляю я.