Я здесь...

Скрипит входная дверь, мама, гремя ключами, на цыпочках проходит в гостиную и тихо снимает плащ. Отчаянно надеюсь, что у нее все будет хорошо и этот новый кавалер не окажется садистом или алкашом, потому что я размякла так, что рука со шваброй у меня больше в жизни ни на кого не поднимется.

Когда мама бесшумно заглядывает в мою комнату, я изображаю храп. И через секунду действительно улетаю в царство Морфея.

***

Мама сегодня устроила выходной. Весь день вертится на кухне, печет что-то, напевает под нос песенки, а завидев меня, извиняется за свои вчерашние слова.

— Проехали, — киваю. — И ты меня прости…

Глаза у нее горят, на лице улыбка. Досадно, но вчера вечером я выглядела примерно так же. От омерзения к себе в горле тут же застревает блин.

— Как свидание прошло? — мычу я.

Невинный вопрос, а влечет за собой лавину маминых восторгов: «Костя — то, Костя — се…»

Но я сегодня все равно счастлива. Даже знаю, кто стал тому причиной.

Глава 13

Через пару дней начинаются занятия в универе, явственно подступает осень, и я поддаюсь безотчетной панике. Впору писать завещание, потому что мне кажется, что сейчас я проживаю не последние летние деньки, а последние дни жизни. Хочется куда-то бежать, что-то придумывать, я берусь одновременно за несколько дел, но не довожу до конца ни одного. Да еще и Светка пропала со всех радаров, даже телефон у нее отключили за неуплату.

Не видеться со мной неделю — да она идет на рекорд!

В мозгах каша, я сгораю от желания рассказать о Сиде Светке, но поднятая до небес планка гордости ни за что не позволит мне сделать это.

Под предлогом прогуляться и, возможно, пересечься где-нибудь с сеструхой, я подаюсь в Центр. На самом деле я хочу увидеть Сида. Просто увидеть, и все.

Еду в старом гремящем троллейбусе, в миллионный раз разглядывая свой родной унылый Задрищенск — загнивающий, замшелый постсоветский отстой. Беспросвет. Когда-нибудь я улечу отсюда. Когда крылья отрастут. Он мал — четыре остановки, и я уже в его центральной части: вытряхиваюсь наружу у Областного почтамта и первым делом спешу к ЦД.

ЦД, он же «Центр Досуга» — дом культуры с серыми стенами, построенный в эпоху Застоя. С тыла ЦД окружен высоким бордюром, деревьями и кустами, в зарослях которых стоит скульптура рабочего в человеческий рост, до смерти пугающая случайных прохожих, наткнувшихся на нее ночью.

Мы с Баунти часто возле него тусовались, возможно, она и сегодня туда притащилась. Без меня. Немыслимо, но она даже о том, как прошел концерт, так и не расспросила.

За ЦД слышится громкий смех, вопли и улюлюканье. А еще — странные глухие удары. Несколько человек сбились в кружок и с азартом взирают на что-то фантастически интересное. С одного взгляда становится очевидно, что Светки здесь нет, но любопытство побеждает, и я подхожу ближе, чтобы тоже подивиться происходящему.

Лучше бы я этого не делала, ибо то, что я вижу, попахивает сумасшествием и повергает в шок.

В центре внимания взъерошенный парень, стоящий ко мне спиной, замахивается и со всей дури лупит рукой по кирпичной стене ЦД. Раздается глухой удар, хруст, взрыв смеха. Я борюсь с дурнотой и застилающими глаза черными мушками, даже хватаюсь за ствол ближайшего дерева, чтобы устоять на ногах. Рука парня ниже локтя болтается безжизненной плетью, он снова замахивается и обрушивает ее на кирпичную кладку. Удар, хруст, взрыв хохота. Но самое жуткое в происходящем то, что сам он хохочет громче и веселее всех остальных.

— Во дебил… — стонет возле меня один из присутствующих.

— Что здесь творится? — спрашиваю и зажмуриваюсь: удар, хруст, хохот…

— Не видишь? Этот дебил на спор обдолбался и резвится, — смеется собеседник, подхватывая всеобщий вопль восторга.

Сумасшедший парень оборачивается к публике и скалится. Святые угодники, это же Сид! Его и без того дурные глаза из-за расширенных зрачков кажутся дикими, челюсти гуляют, а из носа на черный балахон течет кровь. Он ходит кругами, вновь подходит к стене и заносит руку для следующего удара.

Ноги сами срываются с места.

— Эй, Сид. — Я перепрыгиваю бордюр и хватаю его распухшую покалеченную руку. — Прекрати, пожалуйста!

Он улыбается, здоровой рукой обвивает мою талию и бесцеремонно подтаскивает к себе:

— Эй, рыжая, привет, рыжая, как жизнь, смотри, как прикольно, я ее не чувствую, прикольно, знаешь, совершенное оружие, ты бьешь, а тебе — ничего, так странно, — тараторит он.

— Сид, тебе в больницу надо…

— Да мне классно, рыжая, плохо было вчера, а сейчас классно. Не уходи. Не уйдешь? Пойдем ко мне, а? Прямо сейчас…

Его рука бесстыдно опускается на мою задницу. Дать бы ему кулаком по морде, но он уже и так разбит — и физически, и морально.

Где то невесомое светлое существо, для которого у меня нет стен и барьеров? Его нет в природе. А есть здесь только вот эта обдолбанная мразь. Я всегда знала, что мир так устроен: в нем нет и быть не может невесомых светлых мальчиков, которых можно любить, но я, как и мама, поверила в сказки… Вот же оно — доказательство моей правоты. Тогда отчего же сейчас так больно?