Читаем Я жил. Мемуары непримкнувшего полностью

Советологическое сообщество было потрясено крахом коммунизма и распадом советской империи, потому что оно упорно придерживалось мнения, что, какие бы трудности ни возникали, советский режим обладал как волей, так и средствами, чтобы их преодолеть. Попытки советологов предвидеть будущее потерпели провал не потому, что они прилагали мало усилий, а из — за их полной некомпетентности. Они изучали свой предмет как естествоиспытатели, игнорируя все невещественное, прежде всего традиции и культуру страны с тысячелетней историей. Они выросли в странах, где законы соблюдаются, а собственность уважается, и не могли взять в толк, что есть общества, где ничего этого нет. Этим людям не хватало воображения, и они придавали всем непонятным явлениям черты, знакомые им самим, и оправдывали свои действия ссылками на всякие псевдонаучные социальные «модели». Сознательно подавляя эмоции, они не испытывали сострадания к жертвам коммунистического эксперимента, подтверждая тем самым слова Олдоса Хаксли: «Нельзя понять то, чего не испытал»[9]. Эти люди заявляли, что они ученые, но они никогда не удосуживались сверять свои теории с фактами, и даже когда события 1991 года доказали, что их анализ оказался неправильным, не попытались разобраться в причинах просчета, чтобы избежать повторения своих ошибок. Закрыв уши, чтобы не слышать альтернативных мнений, они делали вид, что были незаинтересованной стороной, однако были кровно заинтересованы в том, чтобы писать о Советском Союзе как пока еще сильном и благоразумном противнике, чтобы, с одной стороны, обеспечить себя потоком грантов от правительства и фондов, а с другой — заручиться поддержкой советских властей своих исследований. Я полагаю, что никогда в истории не было потрачено такое количество денег на изучение иностранного государства с такими удручающими результатами. Тем не менее эти советологи продолжали свои псевдонаучные изыскания без всякого объяснения или извинения[65].

Эти провалы не ограничивались сообществом специалистов по России и Советскому Союзу. Они были проявлением неверных представлений, которые разделяла вся интеллигенция и особенно те, кто занимался академическим трудом и с той или иной степенью симпатии относился к коммунистическому эксперименту. Удивительно, но простой человек, например пресловутый водитель нью- йоркского такси, лучше понимал сущность коммунизма, чем большинство университетских профессоров. Причина этого занимала меня долгие годы. Одну нить рассуждений, ведущую к разгадке этого феномена, я обнаружил в докладе Министерства юстиции США в феврале 1995 года. Исследовав схемы финансового мошенничества, его авторы пришли к удивительному заключению, что «люди более образованные чаще становились жертвами мошенничества, чем менее образованные»[10]. То же, по — видимому, происходит и в случае идеологического мошенничества.

До и после распада Советского Союза мне часто задавали вопрос, как человек с моими взглядами на коммунизм и на СССР мог выжить в «либеральном Гарварде». Мой ответ, отчасти шутливый, был таков: «Представьте, что вы живете пятьсот лет назад, в пятнадцатом веке. Большинство людей верят в то, что земля плоская, а вы благодаря своим исследованиям и наблюдениям обнаружили, что она круглая. Каким бы странным и бессмысленным ваш взгляд ни казался другим, вы знаете, что рано или поздно они вынуждены будут признать вашу правоту. И вы терпеливо дожидаетесь, когда время возьмет свое».

Как оказалось, я был далеко не одинок в своем отвращении по поводу происходившего в исторической науке. Других тоже возмущали растущая тенденциозность и копание в мелочах. В ноябре 1994 года на конференции Национальной ассоциации ученых, организации, предназначенной бороться за сохранение научных стандартов, я предложил основать историческое общество, которое существовало бы независимо от Американской исторической ассоциации, ставшей пленницей группировок со своими специфическими интересами. Мое предложение не вызвало прямой реакции и, похоже, было пропущено мимо ушей. Но два с половиной года спустя несколько ученых, во главе с Юджином Дженовезе, последовали моему предложению и, собрав необходимые ресурсы и заручившись покровительством Бостонского университета, основали Историческое общество.

<p id="bookmark45">В освобожденной России</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Культура. Политика. Философия

Серое Преосвященство
Серое Преосвященство

Впервые переведенная на русский язык книга замечательного английского писателя Олдоса Хаксли (1894–1963), широко известного у нас в стране своими романами («Желтый Кром», «Контрапункт», «Шутовской хоровод», «О дивный новый мир») и книгами о мистике («Вечная философия», «Врата восприятия»), соединила в себе достоинства и Хаксли-романиста и Хаксли-мыслителя.Это размышления о судьбе помощника кардинала Ришелье монаха Жозефа, который играл ключевую роль в европейской политике периода Тридцатилетней войны, Политика и мистика; личное благочестие и политическая беспощадность; возвышенные цели и жестокие средства — вот центральные темы этой книги, обращенной ко всем, кто размышляет о европейской истории, о соотношении морали и политики, о совместимости личной нравственности и государственных интересов.

Олдос Леонард Хаксли , Олдос Хаксли

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
За Москвой рекой. Перевернувшийся мир
За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Сэр Родрик Брейтвейт (1932) возглавлял британскую дипмиссию в Москве в 1988–1992 годах, был свидетелем, а порой и участником ключевых событий в стране накануне, во время и после второй, по его выражению, революции в ее истории.Каковы причины распада «советской империи» и краха коммунистических иллюзий? Кто они, главные действующие лица исторической драмы, каковы мотивы их действий или бездействия, личные свойства, амбиции и интересы? В чем, собственно, «загадка русской души», и есть ли у России особая миссия в истории или она обречена подчиниться императивам глобализации? Способны ли русские построить гражданское общество и нужно ли оно им?Отвечая в своей книге на эти и другие вопросы, автор приходит к принципиально важному заключению: «Россия может надеяться создать жизнеспособную политическую и экономическую систему Это будет русская модель демократии, существенно отличающаяся от американской или даже от европейской модели».

Родрик Брейтвейт

Биографии и Мемуары
Я жил. Мемуары непримкнувшего
Я жил. Мемуары непримкнувшего

Личная свобода, независимость взглядов, систематический труд, ответственность отражают суть жизненной философии известного американского историка, автора нескольких фундаментальных исследований по истории России и СССР Ричарда Пайпса.Эти жизненные ценности стали для него главными с той поры, когда в 1939 году он, шестнадцатилетний еврейский юноша, чудом выбрался с родителями из оккупированной фашистами Польши, избежав участи многих своих родных и близких, сгоревших в пламени холокоста.Научная карьера в Гарвардском университете, которому автор мемуаров отдал полвека, служба в Совете по национальной безопасности США, нравы, порядки и коллизии в высшей чиновной среде и в научном сообществе США, личные впечатления от общения со знаковыми фигурами американского и советского общественно — политического пейзажа, взгляды на многие ключевые события истории России, СССР, американо — советских отношений легли в основу этого исполненного достоинства и спокойной мудрости жизнеописания Ричарда Пайпса.

Ричард Эдгар Пайпс

Биографии и Мемуары
Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1
Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Написанная известным американским историком 2-х томная биография П. Б. Струве издается в России впервые. По мнению специалистов — это самая интересная и важная работа Р. Пайпса по истории политической мысли России XX века. В первом томе, опираясь на архивные материалы, историческую и мемуарную литературу, автор рассказывает о жизни и деятельности Струве до октябрьских событий 1905 года, когда Николаем II был подписан известный Манифест, провозгласивший гражданские права и создание в России Государственной Думы. Второй том посвящен событиям и обстоятельствам жизни Струве на родине, а затем в эмиграции вплоть до его кончины в 1944 году. Согласно Пайпсу, разделяя идеи свободы и демократии, как политик Струве всегда оставался национальным мыслителем и патриотом.

Ричард Эдгар Пайпс

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза