Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих

– Знаешь, о чем это говорит? – спросил он.

Я замер в ожидании очередного жизненного урока.

– Слишком много бумажной работы, мать ее, – сказал Джесс.

Хоть он и был одним из самых заслуженных ребят в агентстве, участвовавших в сложных контрразведческих операциях (или КР) на трех континентах, Джесс гораздо больше полагался на свои отношения, чем на письменные показания. У меня не было хорошо налаженной сети информаторов, так что я пытался классифицировать его основные методы, чтобы потом на основе личных исходных данных выстроить свою систему. Я люблю системы, потому что им можно обучать при помощи простых инструкций наряду с директивами из «Контрразведки для чайников», созданных для таких ребят, как я. На том этапе моей жизни я видел, как посредством систем менялись корпоративные культуры больших компаний или даже целых стран.

Я также ценю системы за то, что с их помощью можно перевести чувства в логику и устранить эмоции ради них же самих. Каждый человек испытывает эмоции, но в серьезных делах, таких как контрразведка, отвлечение от логики из-за чувств может оказаться фатальным. Слишком уж просто попасть под власть чувств, сорваться и натворить таких дел, которые потом сам же не сможешь разгрести.

– Посмотри на это, – сказал Джесс, показывая мне статью о Ханссене.

На ней были нацарапаны заметки после ареста агента несколькими неделями ранее, когда он получил 50 тысяч долларов – первую часть гонорара размером в 1,4 миллиона долларов наличностью и в бриллиантах, которые ему собиралась выплатить Россия. За эти деньги Ханссен раскрыл девять американских двойных агентов русским спецслужбам, аналогу нашего ФБР. Трое из этих агентов были казнены после допросов, которые, вероятно, были очень болезненными. Он также продал России информацию о подготовке ядерной войны со стороны США, равно как и технологии для ведения шпионского наблюдения. Впоследствии агент передал их Усаме бен Ладену.

Я просканировал досье. В нем содержалось много данных о многочисленных супружеских изменах Ханссена, а также говорилось о зависимости агента от одобрения его отца. Я спросил Джесса, написал ли он что-нибудь для нашей служебной записки по возможной работе Ханссена с русскими ранее.

– Нет, но у меня все здесь, – и он похлопал себя по голове.

Этого было достаточно для меня.

– Все что я знаю, это то, что я вижу, – сказал Джесс. – Но этого достаточно, если держать глаза открытыми. Резюме по Ханссену: параноик, мудак, сам себе на уме. Все время, что я работал с ним, он никогда не дружил ни с кем. Черт, он даже обедал в одиночестве. Никаких связей. Никакой лояльности. Даже по отношению к людям, которые пытались быть его друзьями. Он вел себя так, будто бы не вписывался в коллектив, так что неудивительно, что он не был его частью. Бобу было на всех до лампочки, кроме себя самого, и он не боялся говорить об этом. Он думал, что это придает ему ореол молодой восходящей звезды. Он все время был раздражен из-за чего-нибудь, всегда чувствовал себя гонимым, преследуемым, притесняемым и вел себя так, будто был умнее, чем все остальные люди в нашей команде. Так что мы никогда не знали, что у него на уме. Когда рядом оказывается какой-нибудь параноик вроде него, то становишься сам параноиком, думая о нем.

– Он пошел на предательство из-за обид?

– Когда люди слишком ленивы или слишком травмированы, чтобы работать головой как следует, они все принимают на свой счет. И тогда с их мозгами происходят забавные вещи.

Джесс передал мне старое досье, которое было составлено Ханссеном. На папке был комментарий его начальника. Крупными красными буквами там было выведено: «Это все дерьмо!» и «Как ты можешь знать об этом?».

– Это было в духе Боба, – сказал Джесс. – Даже его начальник не доверял ему. Но никто ничего не говорил. Никогда.

– Почему? Или же, если быть более точным, почему ты ничего не сказал?

Некоторые люди могли бы принять подобный упрек за оскорбление. Джесс посчитал его вопросом.

– По совершенно обычным для большинства причинам. У него был кредит доверия. Не хотелось раскачивать лодку. Плюс влияние группового мышления. Все остальные терпят его, так что с ним должно быть все в порядке. А когда он наконец дослужился до начальника, ему стало в десять раз проще быть говнюком, как обычно всегда и бывает. Но Ханссен вовсе не был супершпионом. Он просто хорошо умел прикрывать свою задницу.

Лицо Джесса помрачнело, и он сказал:

– Когда я был новичком вроде тебя, я жалел, что никто не отвел меня в сторону и не сказал: «Агент ФБР никогда не предоставляет людям кредита доверия».

Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил нечто подобное. И это шло вразрез с моими понятиями о чести, достоинстве и милосердии. Джесс прочитал сомнения на моем лице.

– Агент заставляет людей заслужить его, – продолжил он. – Собирая информацию о них, кем бы они там ни были, и принимает решения на основе данных.

Честно говоря, мне это показалось циничным. Джесс посмотрел на меня проницательно, и мне стало неуютно. Очевидно, он анализировал мои невербальные сигналы, так как тотчас же сказал: