Я знаю, кто ты

Ну, кто она, я не знаю, но знаю, что они действуют сообща; в этом я просто уверена.

Раз женщина выглядит старше, чем я, это не может быть Алисия, а я не знаю больше никого, кто бы настолько меня ненавидел, чтобы пытаться меня вот так уничтожить. А что касается Джека…

– Так вот ты где! Я тебя везде ищу. Мне рассказали, что произошло, – говорит он, как раз в этот момент появляясь у меня на пути.

Его лицо так правдоподобно изображает заботу, что я ему почти верю.

– Как ты мог?

Он несколько раз открывает и закрывает рот; пытаясь вылететь наружу, слова раз за разом терпят неудачу.

– Je ne comprends pas[14], – произносит он в конце концов с детской улыбкой и театрально пожимает плечами.

Я пытаюсь пройти мимо, но он меня останавливает.

– Я не в настроении сейчас слушать твои тупые французские фразочки.

– Нет. Хорошо. Конечно, извини. Если ты о том, что я слил фотографии в прессу, то я сделал это не только для себя, но и для тебя. Когда-нибудь ты скажешь спасибо. Дурная слава – тоже слава, неужели тебе никто это еще не объяснил?

– Я ухожу.

– Нет, не уходишь, – он перегораживает мне дорогу. – Останься, выпей со мной еще один бокал. Не только журналистам и политикам приходится крутиться в обществе, чтобы добиться успеха. Пусть все подумают, что этот маленький инцидент тебя нисколько не огорчил. Просто посмейся. Пусть видят, что тебе наплевать. И только потом ты можешь уехать.

– Я тебя сейчас ненавижу.

– Я все время себя ненавижу, но тебе лучше ненадолго об этом забыть. Думай головой, а не сердцем. А завтра снова можешь меня ненавидеть.

– Нет, я хочу уехать.

Он картинно вздыхает в знак поражения.

– Хорошо, тогда разреши мне проводить тебя домой. Я вызову нам такси.

– Меня не нужно провожать. Иди веселись с Алисией.

В ответ он улыбается, и я чувствую себя глупым ребенком. Взять бы эти слова назад.

– Между нами ничего нет и никогда не было. Я с ней не сплю, что бы она тебе там ни нарассказывала, и не собираюсь. Господи, да она, наверно, сожрала бы меня потом целиком, как эти паучихи, которые съедают самцов после спаривания. Я просто проявляю внимание, потому что у нее сейчас непростой период. Несколько недель назад умерла ее мать, и она, кажется, полностью поглощена горем. Я сначала удивился, потому что мне казалось, что у них были непростые отношения. Никак не могу забыть эту жуткую историю из детства, которую она мне рассказала. Вроде как однажды ее мама с ней больше недели не разговаривала, просто потому что она не получила главную роль в каком-то идиотском школьном спектакле, представляешь?

Уверена, это о том случае, когда я вместо Алисии получила роль Дороти.

– В итоге Алисия убежала из дому. Она решила, что мать ее больше не любит. Перед тем как вернуться домой, она три ночи провела в картонной коробке на улице. И даже тогда мать ее не простила. Сказала, что Алисия ее разочаровала тем, что не получила роль. Забавно, почему мы поступаем так, как поступаем, и становимся теми людьми, какими становимся, правда? Я пришел к выводу, что наши цели редко принадлежат именно нам. Мать Алисии умерла, но я голову даю на отсечение, что Алисия все еще пытается заслужить ее уважение и прощение. Только представь, каково это – иметь призрак в качестве музы. И через несколько дней после похорон матери Алисию бросает агент. Он не виноват, он не знал, да и, честно говоря, она уже несколько месяцев не ходила ни на какие пробы.

Неудивительно, что она так меня ненавидит.

– Она сказала, что завтра у нее пробы на роль в новом фильме Финчера.

– Ха! Видишь, я это и имел в виду. Вот Алисия точно умеет производить впечатление. Я хотел бы, чтобы с этого момента в любой ситуации ты думала: а как бы поступила Алисия? Тогда ты хотя бы задумаешься, не поступить ли так же, и не будешь все время такой хорошей. Хорошие побеждают только в кино. В реальном мире это случается редко. Никаких проб у Финчера не будет. Ходят слухи, что он уже определился с кандидаткой на главную женскую роль, и договор уже практически подписан.

Я чувствую, как меня захлестывает волна чистой радости, но ничего не говорю. Я уже усвоила, что в нашей среде все нужно держать в секрете, пока не будут подписаны и отосланы контракты. Обещания и сплетни ничего не стоят. Но я все еще чувствую на себе взгляды окружающих, и мне это неприятно.

– Мне нужно домой, – слова покидают меня в виде шепота, но Джон их слышит.

– Давай я тебе помогу.

Он берет меня за руку, и я позволяю ему вести меня сквозь толпу и разноцветные залы в сторону выхода.

В центре красного зала нам преграждает путь официант с подносом, на котором стоит один-единственный бокал шампанского.

– Нет, спасибо, – говорю я, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Это «Дом Периньон», – объясняет официант. – Вообще-то мы не подаем его по бокалам, но тот мужчина у бара все оплатил. Еще он просил вам передать, что ему нравятся ваши туфли, – добавляет он в крайнем смущении.