Я знаю, мы найдем родителей! История Питера

— Нет. Я хочу вам сама рассказать. Говорят, что от этого становится легче. Я родила тогда через несколько дней. Это был мальчик. Он был таким замечательным и у него… у него были глаза его отца. — сквозь слезы выдавила из себя девушка, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Но мой… Мой отец он… Он убил его Авадой Кедаврой на моих глазах, когда моему сыну было три дня. Он… он был таким маленьким и беззащитным.

Девушка больше не выдержала своих жутких воспоминаний и начала плакать в голос. Истерика вновь душила ее.

— Ох, моя бедная, бедная девочка! — запречатала вновь Минерва, у которой у самой в глазах стояли слезы. Она прижимала к себе плачущую девушку крепко, не отпуская.

Комната погрузилась тяжелую тишину, прерываемую только всхлипываниями девушки. Минерва сидела рядом, пытаясь сама подавить свои слезы и гладила по спине этого ни в чем неповинного ребенка, с которым поступили настолько бесчеловечно собственные родители.

— Что он сделал после? — наконец спросила Минерва вновь, чтобы окончательно и навсегда закрыть этот вопрос. Она не оставит этого. Костьми ляжет, но Паркинсон ответ за каждую слезинку своей родной дочери и ее малыша.

— Я… Я не знаю. Не видела. Я потеряла… потеряла сознание тогда от ужаса. — выдавила из себя Панси между всхлипами. — Он обезоружил меня. Я не ожидала, что он… нападет. Это случилось ночью. Я кормила Луи в тот момент, когда отец отобрал его у меня. Я смотрела… смотрела и не могла пошевелиться, когда… когда он выстрелил в него. Я только помню его слова и зеленую вспышку.

— Ты назвала его Луи?

— Да. Я прочитала, что в переводе оно означает «славный». Не знаю, почему меня так это зацепило. Я просто, наверное, я просто всегда ассоциировала этот эпитет с его отцом, поэтому мне так понравилось это имя. — сквозь слезы усмехнулась Панси, вспоминая насколько счастлива была тогда, когда выбирала это имя. Она была так счастлива! — Это я виновата. Я! Понимаете!

— Ох, милая, да в чем тут твоя вина?

— Я… Я должна была уберечь его! Должна была быть сильнее и не дать застать себя врасплох! Я… Я же его мама… — во весь голос закричала Панси, размахивая руками и захлебываясь собственными слезами.

— Милая, тут нет твоей вины! Нет, слышишь меня! — снова очень крепко обняла ее Минерва за плечи. — Ты не ожидала такого предательства от отца!

— Я ненавижу его! Я его так ненавижу! — вновь закричала Панси со всех сил, начиная трястись изнутри, ведь эмоции переполняли ее в тот момент.

— Все, все, тихо! — начала укачивать ее Минерва, совсем как маленького ребенка, ведь Панси сейчас это было необходимо. — Ох, зачем, зачем он так поступил…?

— Он спросил меня… спросил, кто его отец. Я не ответила. Я так и не сказала ему. — сквозь плач прошептала Панси. — Но он догадался, что ребенок не от чистокровного… чистокровного мага. Он был так зол. Так зол. Ненавижу его. Ненавижу…

Глава 22

Стены замка обладали поистине уникальными свойствами. Казалось бы, что такого, простая прогулка в Хогвартсе, как в старые добрые школьные времена, наполненные разного рода счастливыми и не очень моментами, но они как будто проливали бальзам на душу каждого, кому посчастливилось вернуться сюда.

Вот тот самый вход в совятню, откуда Панси раньше отправляла письма родителям. Вот та самая башня Трелони, откуда весьма феерично сбежала Гермиона. Вот туалет девочек, где опять же знаменитая тройка нашла себе приключений на свои головы и пятые точки, впрочем, они были мастера в этом.

А вот то самое фееричное место, где сама Панси нашла себе приключения буквально на все места без исключений — Астрономическая башня. Даже сейчас мысль об этом окрашивала щеки Панси в ярко красный цвет.

Девушка, сама не осознавая зачем, бездумно сделала свой первый шаг наверх, и вот она уже вновь тут. Ничего не изменилось. Все по старому: продуваемая всеми ветрами и полностью открытая площадка, такая же часть истории, как и весь замок.

«Кажется, закрой глаза и я снова увижу полупьяного Поттера, еще мальчишку без его накачанных плеч сейчас и вселенского желания знать обо всем на свете, хотя, кого я обманываю?» — усмехнулась Панси, присаживаясь на то самое место, на котором они сидели тогда вместе с Гарри. Прошло столько лет, а воспоминания об этом совершенно не выветрились из ее памяти, ведь она могла в любой момент закрыть глаза и все, что произошло тогда с ней снова проносилось перед ее взглядом. Но в отличие от прежнего времени, эти воспоминания не приносили боль, а вызывали улыбку и твердую уверенность в том, что она бы ничего не изменила в том вечере. В утре — еще может быть, но не вечер, нет. Все было так, как и должно было.

«Так странно, — подумала тогда Панси, напряженно вглядываясь в горизонт и кутаясь в свою теплую мантию. — Я клялась себе, что больше не вернусь сюда, но вот я снова здесь. Так хорошо. Давно нужно было это сделать».

Паркинсон устало улыбнулась, еще больше закутываясь в теплую мантию, ведь уже вовсю властвовала зима и совсем скоро будет рождество. Еще одно.