Он так устал, так чертовски устал им верить! Ведь он им верил, верил отцу, что тот бы никогда бы его не бросил, верил Розе, хоть немного, на грани потаенной, самой желанной, но и сокрытой ото всех мечтой, что нет, мама его любит, а все это одна большая ошибка. Но нет, они все врали. Все. И отец, он тоже. Он герой, но врал! Врал ему!
Злость и обида постепенно заполняют его сознание до такой степени, что кажется, что он не может выдохнуть, и мальчик вдруг осознает, что начинает кричать, безудержно и громко, не жалея своих легких, что кажется что он сейчас лишится чувств, а комната, в которой он запер себя сам до этого, взрывается сотнями тысяч искр и обломков, которые летят в разные стороны, благо не задевая его. Кровать, на которой он сидит, это единственное, что уцелело, но все остальное: шкаф, кровать Демиана, его вещи и стол, сейчас лишь жалкая груда щепок, а люстра на потолке, продыравлена насквозь осколками, что лежат грудой мусора на полу.
Он пораженно замирает, в шоке от того, что только что натворил, и до его слуха наконец доносится голос отца, который уже видно окончательно потерял над собой контроль, именно поэтому дверь и стена взрывается потоком магии, но не задевает его, благодаря мгновенной реакции родителя, который влетает к нему весь перепуганный и тяжело дышащий. Его глаза полны боли и растерянности, но сильнее всего в них виден страх. Страх, что буквально поглотил его целиком, стерев все допустимые нормы, что удерживали его ранее.
Питер, наконец осознав, что натворил, шмыгает носом и утирает следы истерики с лица, почему-то чувствуя за собой вину за причиненный ущерб, который собственноручно учинил, потеряв всякий контроль, именно поэтому, опустив глаза вниз, выдавливает из себя единственное, что может сказать в этой ситуации, пока отец нависает над ним, тяжело дыша:
— Прости, я не хотел… — а слезы вновь, независимо от его желаний, катятся из его глаз, заставляя ребенка, сжавшегося в комочек на постели, и чувствовать подступающую обиду и разочарование, которые оплетают его со всех сторон и толкая на новые и новые разрушения, но неожиданно отец подбегает к нему и поднимает его легко на руки, крепко прижимая к себе и шепчет ему в макушку, отчего все эти порывы мгновенно испаряются.
— Мерлин, Питер, как я рад что ты в порядке! Сын, как ты напугал меня, когда заперся в этой комнате! — он продолжает крепко прижимать его к своей груди, и Питер чувствует, что у самого Гарри Поттера, героя, победившего Темного лорда, текут слезы по щекам, отчего он вновь не может себя сдержать. Чувства и мысли переплетаются между собой, а сердце стучит как ненормальное, но голова уже не болит так сильно и невыносимо.
— Пап, я не хотел, правда не хотел! Я нечаянно, пап… — плачет ребенок, уткнувшись отцу в плечо, пытаясь оправдать тот погром, что устроил только что из-за эмоций, хотя и сам не понял как так вышло.
— Ничего, сын, ничего! Все хорошо, это просто мебель, не переживай! Главное, сынок, что ты в порядке! — шепчет ему отец, улыбаясь, и он это чувствует. Он это знает!
— Почему ты обманул меня? — сквозь плач выдает мальчик. Эмоции от слов родителя вновь дают ему надежду, которую он не хочет принимать. Нет, он больше этого не выдержит, именно поэтому Питер отчаянно желает отстраниться, оттолкнуть его сейчас, но не может. Он не может этого сделать, ведь его руки как будто занемели, и мальчик продолжает крепко цепляться за родителя как за единственную соломенку, удерживающую его на плаву. Он только в тот момент четко и ясно осознает, как сильно желал найти родителей, как сильно желал этого в тайне даже от самого себя, как сильно завидовал Демиану за его упрямство и непоколебимую веру в то, что все образуется! Питер не может отпустить отца, он не выдержит этого. Нет, нет, никогда!
Гарри мгновенно застывает, отчего его плечи буквально каменеют, и он чуть-чуть отстраняется от сына, чтобы посмотреть ему в глаза. Он никогда не видел сына таким раздавленным и испуганным. В глазах его ребенка сияет чистая и неприкрытая боль, слезы не перестают литься, а сам он едва сдерживается, чтобы не завыть в голос. Губы, искусанные до крови, дрожат. Сердце отца тяжело бьется в груди, и он сам едва ли сдерживается, чтобы вновь не пустить слезу.
— Питер, о чем ты? Я не обманывал тебя. Клянусь. — шепчет аврор, вытерая следы слез с лица ребенка, который начинает тяжело всхлипывать, но смотрит твердо и упрямо ему в глаза.
— Тогда почему… почему ты не сказал… не сказал про маму? — шепчет мальчик растерянно, но все еще твердо уверенный в том, что отец просто не поделился с ним этим. Обманул. Скрыл. Предал.
— Я не знал. Точнее догадывался, но не был уверен.
— Почему… почему не был уверен?