Я знаю, ты где-то есть

Но курс лечения закончился, и Ноам с сожалением расстался с ней – единственным человеком, которому он мог довериться. Ему было тогда семнадцать лет. Жизнь давно уже дожидалась его, и он бросился в нее, как самоубийца, в надежде раствориться в ее потоке, утопить свои воспоминания в насущных потребностях.

Психотерапевт время от времени справлялась по телефону о его житье-бытье, но делала это все реже и реже. А потом и вовсе перестала звонить. Ноам сначала подумал, что она занята, что дела мешают ей поддерживать старые связи, и обиделся. Но потом, гораздо позже, он понял, что расставание было частью лечебного процесса.

Арета Лоран вышла на пенсию, но продолжала вести рубрику в популярном иллюстрированном журнале, время от времени в печати появлялись ее книги. Ноам не читал ничего из того, что она написала.

– А вы совсем не изменились, – отметил он, усаживаясь в кресло, на которое она ему указала.

– Ты умеешь разговаривать с женщинами, Ноам, но я тебе не верю. Я постарела. Я вся в морщинах, и у меня болит спина. Но ложь иногда так приятна.

Арета и правда постарела. Но она сохранила живость взгляда и повадку красивой, энергичной женщины.

– Ты стал красивым мужчиной, Ноам, – ласково произнесла она и, смеясь, добавила: – А челка у тебя все та же!

Глаза врача принялись исследовать его прошлое, стараясь отыскать там печального, молчаливого мальчугана, которого она взялась лечить после несчастного случая, произошедшего с его матерью.

– Меня обрадовал твой звонок. Но потом я забеспокоилась. Потому что, в конце концов, отношения с психотерапевтом возобновляют не для того, чтобы узнать, как она поживает, или поговорить о старых добрых временах. Что бы там ни говорили, психотерапевт обычно ассоциируется с прошлыми проблемами. И если кому-то захотелось снова повидаться с доктором, значит, у этого человека появилась необходимость вспомнить о них. Или я ошибаюсь?

– Это правда: было бы приличнее позвонить вам, когда все у меня было в порядке. Я вам стольким обязан…

– Пустяки. Мы провели вместе очень важный отрезок нашей жизни. Ты научил меня многим полезным для моей работы вещам. И я без стеснения пользуюсь тем, что извлекла из наших с тобой встреч, – в педагогических целях. Возможно, в этом тоже есть доля нарциссизма.

– Знаменитый случай «Мальчика, который хотел говорить».

– Ты читал?

– Нет, я так и не решился.

– И правильно сделал. Для тебя это не представляет никакого интереса. Да ты бы себя наверняка и не узнал. Так что же с тобой происходит, Ноам? Ты только что упомянул период, когда все было в порядке. И сказал о нем в прошедшем времени.

– Да, был такой период… нормальный. Вернее, я считал тогда, что живу как все. Но на самом деле, думаю, я просто отрицал действительность.

– Осторожно, ты говоришь как плохой психолог, – пошутила Арета Лоран. – Расскажи мне всё, в любой последовательности – как тебе хочется.

И Ноам рассказал ей о своей учебе, о том, как хотел добиться успеха на работе, о тех годах, когда он думал, что все у него хорошо. Потом все рухнуло. Нет, поправился он, не рухнуло, а стало медленно разрушаться, день за днем, и далее – бегство от самого себя, чрезмерное погружение в работу, боязнь будущего, бесцельные вечерние похождения, любовные истории длиной в одну ночь, одну неделю.

Арета слушала его не со сдержанным вниманием психолога, а как друг, как родственница.

– А как ты сегодня расцениваешь эти годы?

– Это была какая-то каша.

– Что же такое случилось в последнее время, что у тебя возникла потребность поговорить об этом со мной?

Он задумался. Если объективно, ничего особенного не произошло. Было только ужасающее чувство, будто он летит в пропасть, которая становится все мрачнее и мрачнее, что он медленно отрывается от реальности, угасает. Ну, и эти два случая, глубоко его поразивших.

– Меня мучают приступы страха, – начал он.

Доктор Лоран задумчиво кивнула.

– Рассказывай, – велела она.

Тогда он рассказал о бессоннице, о панических атаках, во время которых он убежден, что ему осталось жить несколько минут, что он вот-вот умрет, ничего после себя не оставив и не постигнув смысла своего существования.

– Ты часто думаешь о смерти?

– Я стараюсь о ней не думать.

– Иными словами, эти мысли постоянно с тобой.

– Да, это так, – признал он.

– Когда у тебя начались эти страхи? Ты можешь сказать?

– Нет. Мне кажется, они были всегда.

– Смерть присутствует в нашей жизни с первых ее мгновений, – заявила Арета.

– Да, я знаю. Мне недавно еще раз об этом напомнили, – сказал он, подумав о проповеднике. – Но она ни для кого не становится навязчивой идеей до такой степени, что жить не хочется. Почему эти мысли меня преследуют?

Внезапно став серьезной, доктор Лоран задумалась, прежде чем ответить.

– Потому что ты проницательнее других. И не думай, что для тебя одного смерть стала фоном, на котором проходит вся жизнь. Есть много людей, мужчин и женщин, одержимых той же идеей. Одни воспринимают смерть так же остро, как и ты, другие предпочитают рассматривать ее в более мягком свете.

– Что вы имеете в виду?