Яблочные оладьи (СИ)

Волшебник глядел на неё сверху вниз. Тьюн нерешительно посмотрела на него, хорошо видимого в свете засиявшей над засыпающим Коуквортом луны, тут же ей подумалось: «А что, если его сейчас кто-то увидит?!» И словно услышала в голове мамин изумлённый возглас: «Петуния Эванс! Почему у нас на заднем дворе на метле летает волшебник?!» Девушка вздрогнула.

— …Тут никто не живёт, — сказала она, — это папа построил для нас, когда мы маленькими были. Мы там играли.

— Да? Твой отец сам это построил? Интере-есно… — Джеймс спрыгнул с метлы на площадку и нырнул в домик. — А тут ничего себе так… Уютненько… Поднимайся!

Конечно, Тьюн немного боялась взбираться по узеньким ступенькам, но всё же не так, как летать на колдовской метле, и она правильно сообразила, что и лестница, и домик были построены её отцом очень надёжно. Внутри, вообще-то, было тесновато для двух подростков, но они вполне комфортно уселись на полу, устланному лоскутными одеялами, и даже почти могли не касаться друг друга. Почти.

— В следующий раз я прилечу прямо сюда, — Поттер искоса взглянул на девушку и лукаво улыбнулся: — Мне тут нравится.

— А… А когда ты… прилетишь в следующий раз? — робко поинтересовалась Петуния.

— Ну, это зависит теперь только от тебя.

— Что значит «зависит от меня»?

Джеймс Поттер, прекрасно понимая, что его улыбка действует на Петунию лучше всякого «империо», продолжал улыбаться и знал, что даже в темноте девушка не сводит глаз с его лица. Ему ужасно нравилась эта власть над ней, и он очень не хотел, чтобы она вдруг вышла из повиновения… раньше времени. У них с Сириусом уже давно шло некое соревнование, кто более популярен у девушек. Пока что, Бродяга опережал его почти по всем пунктам. Во-первых, считалось общее число «подружек», независимо, сколько времени встречались с ними — одного-двух свиданий уже было достаточно. Во-вторых, конечно, считались те девчонки, которые позволяли себя поцеловать, и только по этому пункту Джеймс был немного впереди, за счёт его лихой игры в квиддич. В-третьих, и это, само собой, считалось «покруче»: те девчонки, которые настолько теряли голову, что целовали сами. Ну, а ещё считалось, со сколькими девочками… было «это самое». Блэк признавался, что «это самое» у него было с тремя девочками, а Поттер утверждал, что у него — с двумя. Доказательств, разумеется, ни у того, ни у другого не было, поэтому Джеймс подозревал, что Сириус врёт… так же, как и он сам. И вот сейчас Поттер прикидывал, к какой категории отнести сестру Лили. «Ладно, начнём пока со второй», — решил всё-таки не торопиться волшебник.

— …Я ведь тебе не просто так сказал, что ты мне нравишься, Петуния… Даже очень нравишься, и я тебе доказал это, когда прилетел сюда сегодня… А ты чем можешь доказать, что я тебе нравлюсь?

— Ну… Я не знаю… А чем, ты хочешь, чтобы я доказала? — пролепетала Тьюн.

…Через какое-то время Петуния вернулась домой и прокралась наверх, к себе, от всей души радуясь, что никто её не заметил: мать, как она и думала, рано легла спать, отец, судя по звукам из гостиной, досматривал футбольный матч, ну, а сестра, хоть и не спала — из-под двери пробивался свет, — сидела у себя в комнате. Рухнув на кровать, прямо поверх покрывала, девушка закрыла глаза, и перед её мысленным взором снова предстало лицо Джеймса. Он улыбается, поднимает руку… Его лицо вдруг близко-близко. Она улыбается в ответ, и её рука оказывается у него на затылке, она чувствует пальцами густые жёсткие волосы… А дальше… Ой-ой… Не приведи Господь, об этом кто-нибудь узнает, Петуния Эванс!

Она заставила себя встать, пойти умыться и принять душ. Потом она в пижаме забралась в кровать и, прежде чем заснуть, прошептала афише на стене: «Неужели я влюбилась в тебя, Джеймс-волшебник?»

…Тем временем, Поттер в плаще-невидимке стремительно летел по ночному небу в сторону Лондона, гадая, сможет ли он вернуться через камин в «Дырявом Котелке» к себе домой незамеченным, и не вздумается ли его матери или отцу зайти в его комнату пожелать сыночку спокойных снов. Он вовсе не хотел, чтобы его любящие родители когда-либо узнали, что их драгоценный сыночек не только в Школе, но и дома иногда ведёт себя… ну, не совсем хорошо. Холодный ночной ветер бил в лицо, трепал волосы, но парню казалось, что его пылающие лоб, щёки, шею, ладони не охладит даже ледяное дыхание десятка белых драконов.

Вывалившись из камина на пол в неосвещённой гостиной, он очень медленно выпрямился и перевёл дух. Поставив метлу на стойку в коридоре рядом с отцовской, Джеймс, стараясь не шуметь, осторожно стал красться к своей комнате. Едва он открыл дверь, что-то большое, мягкое ударило его в лицо так, что он отлетел к противоположной стене и рухнул на пол с криком: «Якен Хгар!» Ну, да, это и был Якен Хгар, его длиннохвостая неясыть. Джеймс, потирая ушибленную… нижнюю часть спины, встал и прислушался, не перебудил ли он весь дом. Тишину больше ничего не нарушало, только сова, клацнув когтями по полу, взлетела ему на плечо и стала настойчиво трясти перед его лицом лапой, к которой было привязано письмо.