Яблоко транзита

Сколько бы этот пробег не отзванивал дискомфортом, Алекса он настроил на волну позитива, поскольку, он полагал, удовлетворив его претензию по Константину, Хамас согласился и на очные переговоры, о надобности которых он был непреклонен.

Высокая конвоируемая сторона «перелистывала» в памяти инструкцию о тезисах переговоров, в которую столь парадоксальным образом – с позиций места и способа обнародования – был посвящен. И невзирая на свою репутацию опытного аналитика изумлялся, насколько прикладная политика паскудна в своей беспринципности и дешевизне мотивов. Не развернулся он на 360 градусов по прочтении подметных ЦУ Кремля только потому, что при всех своих геополитических патологиях у миссии очевидная миротворческая конечная. Впрочем, спустившись в «метро» Хамаса, он суверенитета лишился, примерив на себя очередной колпак заложника.

Завыла сирена, как показалось Алексу, более мрачная и пугающая, чем израильская, настоящий вой-приглашение в ад. Знакомый грохот двигателей военных бортов, за три десятилетия регионального опыта регулярно травивших сон и досуг. И рвущие перепонки взрывы с интервалом в десять-пятнадцать секунд, неумолимо приближающиеся. Наконец персональный Апокалипсис, сплющивший сознание и оторвавший от земли микроавтобус, точно жонглируемый мяч.

Микроавтобус на боку, задние дверцы распахнуты, задымление, ноет левая скованная наручниками рука, травмированная при опрокидывании из-за сцепки с охранником. Сам сосед без сознания с кровотечением в районе таза.

Давясь от кашля и превозмогая боль в посиневшей кисти, Алекс зашарил по карманам цербера в поисках ключа от браслетов. В боковых пусто, пальцы слиплись от крови соседа, но в нагрудном кармане нечто напоминающее ключ прощупывается. Вытащил, но понимания в гудящей точно колокол голове, как ключом воспользоваться, нет. Замешательство, переросшее в панику и пронзительная в своей обезоруживающей простоте мысль: «Пытайся хотя бы!»

Спустя минуту Алекс, словно ящерица, верткими движениями выполз из микроавтобуса, даже не попытавшись встать на ноги. Надо понимать, в стремлении поскорее убраться из дымящегося, стало быть, на грани взрыва автомобиля. Между тем, вывалившись наружу, он застыл и перевел взор туда, откуда выполз. Оглядевшись, пополз обратно и вскоре вытолкал наружу охранника, все еще без сознания. После чего встал на ноги и за обе руки принялся волочь тело партнера по несчастью, как и он, отвергнутым туманностью потустороннего. При этом не огибал осколки кирпича, коих тьма тьмущая. Наконец, удалившись от авто метров на семьдесят, повалился на колени, дыша как гончая. Отдышавшись, сорвал с себя рубашку, а чуть позже джинсы с соседа. Скомкав джинсы, приладил их кровоточащему бедру раненного и своей рубашкой перевязал поясницу, так крепя «тампон» к телу. Будто в полном изнеможении повалился на пятую точку, подтягивая под себя ноги и обхватывая руками голени. Чуть позже транслировал пресыщение всем и вся, немоту мыслей и чувств.

На самом деле то был весьма обманчивый фон, ибо сознание судорожно переключилось в режим поиска решения. Вокруг-то ни живой души, лишь где-то в пятистах метрах по фронту сирены пожарных и амбулансов, судя по всему, устраняющие последствия недавнего израильского налета.

Если бы не кровь охранника, которой вымазался по локти, и голый торс, можно было сойти за журналиста и как-то двинуться к демаркации, внешне охраняемой израильскими патрулями. И какая оплошность, что в начале девяностых, когда любой израильтянин Газу мог посетить, он такой шанс профукал. Теперь ломай голову, куда путь держать, активируя инстинктивный навигатор.

Объяв проблему, Алекс вник, что обломись ему даже «Кодак» и карточка журналиста, шансы выскочить из Газы на своих двоих стремились бы к нулю, поскольку он слишком важная птица, чтобы его «самотек» допустить. Вопрос минут, чтобы его хватились. Что, собственно, скоро и произошло.

***

Сектор Газа, те же сутки 20.00

Алекс уплетал за обе щеки столь проблемную для чревоугодия еду, как жареная рыба, которой была наполнена средних размеров миска. Не занимал его и этикет – отходы складировались прямо на столешнице. Ведь кроме загруженной с походом миски, прочей посуды не было, а из столовых принадлежностей только нож.

На сей раз упрашивать заморить червячка Алексу не пришлось. Похоже, его взлохмаченный лик, который отсвечивал недавнее кораблекрушение, излучал и звериный голод. Иначе не объяснить огромное блюдо, годящееся для трапезы среднестатистической семьи.