Яблоко транзита

Виктор Сомов, глава службы безопасности «Открытой России», детища Михаила Худорковского, лихорадочно поглядывал на телефон, одновременно сверяясь с часами. Наконец, решившись, привел в действие гаджет. Абонент не отвечал, и Сомов хотел было сбросить набранный номер, когда прозвучал сигнал соединения.

– Извините за столь поздний звонок, Михаил Борухович, – выказал учтивость своему работодателю Сомов, продолжил: – Ситуация – экстренная, не терпит отлагательств.

– Путин преставился или Сечин к первой жене вернулся в намерении выставиться на президентских выборов двадцать четвертого? – поинтересовался, само ехидство, Худорковский.

– Куда проще, хоть и с первым персонажем прямая связь, – раскладывал по смысловым полкам проблему Виктор Сомов. – Объявился путинский душеприказчик. Не поверите где. Настоящая клетка.

– Подожди, Виктор, – смутился Худорковский, – я вспомнил: ты обещал по нему отчитаться, выследив его.

– Верно, Михаил Борухович, только мало что вышло, – сокрушался Сомов. – Локдаун спутал все карты. Но не по телефону…

– Ладно, приезжай, – постановило начальство.

На Худорковского нахлынули воспоминания, хаотичные, не связанные межу собой, но в какой-то момент он переключился на недавний разговор. Точнее, заклинился на одной из его фраз «Не поверите где. Настоящая клетка», его заинтриговавшей. В итоге рассудил, что, сколько бы «клетка» не звучала аллегорично, ее смысл не предполагает двояких толкований: скорее всего, Алекс Куршин, конфидент-советник президента России, влип, причем капитально, себе уже не принадлежа. Коль так, то почему бы этим не воспользоваться – изменить комбинацию, вдохнув в нее новое содержание? И, по размышлении здравом, первоначальная вводная Сомову – «списать» Алекса Куршина, мастерящего протез на ахиллесову пяту президента, была импульсивной, производным эмоций. В новом контексте куда полезнее Куршина перевербовать или хотя бы «разговорить», черпая инфу о монархе, нежели устранить, как полезного трону советника. Разумеется, окажись «клетка» вне российской «юрисдикции».

Сомова насторожил лик Худорковского – многих масок, наслаивающихся друг на друга. Тот калейдоскоп подспудного, будто откровением для приближенной к шефу персоны быть не мог, хотя бы потому, что у крупных личностей многоярусный фасад намерений и самоощущений – общее место. Между тем сегодня босс был «в ударе», транслируя пляски подсознания без купюр на свой «монитор».

– Начни-ка ты, Виктор, с инфы, почему с Куршиным во Франции не получилось? – сориентировал Худорковский главу безопасности, преобразившись из многоликого демиурга в заинтересованного слушателя.

– Да, собственно, подробностей мизер: выездная бригада моих друзей из-за остановки авиасообщения добраться в Селесту, где Куршин заякорился, не могла, а рекомендованные мне французы не оправдали авансов. Если вкратце, то это не те люди, откровенно левые, – отчитывался порученец разных, включая терминальных дел. – Я просёк это из их первого отчета, предварительной рекогносцировки, в котором просматривалось скорее обыгрывание задачи, нежели ее реализация. Достаточно того, что по душу Куршина откомандировали бабу. С их слов, она будто с опытом и нужной квалификацией, но, попася Куршина неделю, свалила, точно сезонная прости господи. Утверждала, что объект якобы домосед. Если и выходит на прогулку, то в сопровождении двух женщин, подруги и ее дочери. Причем маршрут их в центре города, под неусыпным оком многих камер. Аванс, правда, вернули без задержки. И то хорошо…

– Облом, возможно, к лучшему, – подбодрило поникшую безопасность начальство, продолжив: – Ладно, выкладывай, где он. Клетка, хоть не золотая?

– Он – в Газе и клетка, отнюдь не золотая. Что упрощает мне жизнь в русле поставленной задачи. Более того, не исключено, задачи, как таковой, уже нет… – играя желваками, озвучил Сомов.

На мгновение Худорковский застыл, переваривая услышанное, после чего с несвойственной ему бойкостью озвучил:

– Давай, Витя, давай! Не томи душу!

Сомов, распластав на лбу ладонь, казалось, решал, с чего начать. Будто определившись, вскинул голову, но единого звука не произнес – отсутствующим взором смотрел куда-то в сторону от визави.

– Э, не залипай, безопасность! – возгласил по обыкновению сдержанный Худорковский, после чего щелкнул пальцами.

– Да, извините, Михаил Борухович, голова ходором; мастак это Куршин попадать в историю. Он, как урка, живущий мимолетными инстинктами, которого наперед и взад не прочитать, – объяснился Сомов. И сразу пустился в сказ, сколь неисповедимы пути парламентера на службе у императора, переперченного патриотизмом и вселенскими амбициями: