– В общем, мой источник из нашего МИДа нашептал: Куршин, командированный самим Кремлем в Египет (чтобы якобы добиться остановки обстрелов Хамаса Израиля), канул в неизвестность и не один – с сотрудником отдела безопасности посольства России в Каире. У этой миссии Кремля какой-то мутный, неизвестный даже МИДу интерес, поверх прочерченного. В итоге двоицу заманили в пресловутое «метро» Хамаса, где их следы теряются. Будто баба с воза кобыле легче, когда за тебя разгребли, но тут, боюсь, не тот случай. Коль исчезли двое, один из которых посольский, то маловероятно, что закопали. Грохнуть парламентеров союзника, да еще зубастого? Да это за пределами и вероломства. Сомнительно. Следовательно, скорее всего, задержаны, на какое-то время… То есть реальный шанс Куршина достать. Дело за малым – привлечь Хамас, их руками… У коллеги выход на представительство Хамаса в Лондоне. Уже зондировал, будто есть о чем говорить. Зарядили, правда, несусветную сумму – миллион фунтов и то предварительно. В общем, такая канитель…
– Что тебе сказать, Витя?.. – вновь навлек на себя фасад галопирующих мыслей и чувств Худорковский. – Мы заплатим, дело того стоит. Но меняем техзадание: не растворять, а стеречь, как зеницу ока. Вплоть до президентских выборов, то есть, по меньшей мере, три года. Но это неточно, многое будет зависеть от того, чем Куршин поделится, сколь бы дорога в Газу ни была дальней и кишела крокодилами, – Худорковский исподтишка взглянул на Сомова, – после чего посмотрим. С бабками, поступим так: четыреста тысяч аванса, остальные шестьсот разобьем на двенадцать платежей по пятьдесят тысяч. Их выплата предваряется ежемесячным видео доказательством, что фигурант жив и в своем уме. Как-то так, у меня всё…
Сомов сглотнул невидимый комок, точно распрощался с неподъемным бременем, казалось, дорогу дальнюю прослушав, а может, не предвидя тягот спелеологии на Синае.
***
Алекс натужно дышал, за Угрюмым, здоровяком в районе сорока, не поспевая. Туфли, недавний стресс, нехватка кислорода – гремучая смесь, малосовместимая с движением во владениях песка, хоть и уже хоженых.
Без оглядки на опыт невеселого знакомства, Алекс воспринял прежнего, навевавшего дурные воспоминания проводника без эмоций, рассудив: главное – маршрутом владеет, стало быть, в исходную точку вернет. При этом сближения общностью цели не вышло – предложение себя назвать Угрюмый пропустил мимо ушей. Впрочем, он и так безмолвствовал. То и дело оборачиваясь, лишь властно зазывал рукой, к комментариям не прибегая. Однажды будто прозвучало по-русски «Давай!», но Алекс в этом уверен не был.
Где-то минут через двадцать Алекс, поймав ветер близкого избавления, вписался в темп и подтянулся к Угрюмому вплотную. Тот даже недоуменно взглянул на ведомого – Алекс понимающе улыбнулся.
Вскоре донесли звуки зуммера, но настолько слабые, что Алекс поначалу находил их подземной фата-морганой, сродни видениям в пустыне. Между тем трели крепли, побудив Угрюмого на мгновение остановиться, после чего прибавить шаг. Тут Алекс струхнул, предположив, что зуммер – сигнал, возвещающий признаки израильской диверсии по обрушению «метро» посредством новейшей технологии, с началом войны во многих заголовках СМИ. Подумал: «Надо же, и могилы не будет, а то и констатации смерти, пропал без вести – и весь сказ».
Тем временем зуммер уже резал слух, чей источник, казалось, совсем рядом – Угрюмый перешел на бег, даже не предложив Алексу ускориться. Через метров триста на боковой стене, справа, обозначилась металлическая коробка, внешне, распределительный щит. Распахнув дверцу, Угрюмый порывисто извлек трубку, по внешним признакам, полевого военного телефона и, переведя дух, нечто крикнул в мембрану по-арабски.
По мере того как абонент Угрюмого нечто вещал, у первого наливались свинцом и без того недобрые глаза, которые, в конце концов, обрели направляющие цели. Гаркнув нечто на прощанье, проводник повесил трубку, после чего уставился на одушевленную единицу из транспортной накладной в лице Алекса, мобильного приложения тайн большой политики.
Между тем тот взор мало что передавал, скорее, был обращен в себя, нежели буравил подопечного. Алекс всем нутром сгруппировался, осознавая, что его гипотеза о диверсии – ложная, и по вновь открывшимся обстоятельствам он снова в игре, как и прежде, чужой. Вопрос только: какой именно?!
Угрюмый вдруг навлек на себя лик расслабленного дружелюбия, мало вяжущийся с его привычным образом – громилы с умеренным профилем опасности. И неспешно двинулся к визави, в десяти метрах от него. Алекс, однако, на нежданную метаморфозу не купился, заподозрив подвох – сделал шаг назад. Занял причудливую стойку – нечто переходное между настроем за себя постоять и дать деру. В итоге не совершил ни того, ни другого – лишь затравленно смотрел на поводыря, который силился изобразить подобие улыбки – явный диссонанс грубо вырубленному, пасмурному лику костолома.