– Яблони влияют на органы чувств человека, – прокомментировал Айзель, – скорость, реакция и сила увеличиваются, а зрение резко падает, пораженным приходится ориентироваться на эхолокацию, как летучей мыши, а это непривычно.
Денис вспомнил Костю с его странностями. Вот как, значит, все объясняется.
– Никак не может найти автомат, – пробормотал Геннадий, выглядывая из-за вазона.
– Все равно ведь найдет! – возразил боец. – Геннадий Васильевич, ну как же это! Остаться безоружными против маньяка. Давайте я сбегаю за стволами, он пока вроде другим занят.
– Сидеть! – рявкнул Айзель, рывком вернув назад слишком активного подчиненного.
Евгений все-таки нашел оружие и возился с ним. Потом выстрелил по вертолету – снова безрезультатно – и медленно двинулся по лужайке, направляясь к кадкам, за которыми прятались его противники.
– Ну вот что теперь… – с отчаянием прошептал боец. – Зачем вы сказали бросать оружие?
– А вот зачем, – спокойно сказал Айзель, указывая взглядом на дальнюю часть поляны. Свечение яблок еще усилилось, время от времени они неприятно искрили, словно неисправная проводка в старом деревенском доме. И вдруг одно из них прямо засияло. Потом отделилось от ветки и медленно поплыло по воздуху.
Геннадий снова куснул и без того искусанные губы.
– Ну, давай же… – пробормотал он.
Светящийся шар неторопливо поплыл к Евгению и вдруг резко вильнул в противоположную сторону, к вертолету. Раздался сильный хлопок, вспышка. Шар исчез, а на хвостовой части машины осталось громадное черное пятно, как после пожара.
Евгений никак не отреагировал на это событие, даже не повернулся. Он по-прежнему шел к цветочным кадкам. Очень медленно, будто выдирая каждую ногу в окровавленной камуфляжной штанине из вязкой болотной тины. Он уже почти преодолел расстояние, сейчас увидит их… Или он уже ничего не видит?
– Отползаем за вторую кучу, – шепнул Айзель.
Денису показалось, что в какой-то момент человек с автоматом посмотрел прямо на него. Или сквозь него?
От яблони отделились еще два фосфоресцирующих плода. Они зависли в воздухе на мгновение и, догоняя друг друга, будто играя в какую-то веселую игру, двинулись к вертолету.
– Чтоб вам! – вырвалось у Геннадия. Кажется, Евгений или то, что руководило им, услышало звук голоса. Шаги немного ускорились. Сейчас обогнет первую кучу горшков и заглянет за вторую. Отползать уже некуда. У бойца, имени которого Денис не знал, не выдержали нервы. Он вскочил и бросился бежать в заросли сухих кипарисов.
Человек с автоматом открыл стрельбу, парень метнулся в сторону, упал, пополз. Похоже, ему удалось избежать попадания. А вот светящиеся шары отреагировали на автоматную очередь. Оставив в покое вертолет, они, будто две рыбки, хищно и грациозно скользнули к стрелку, точнее – к его оружию, и разорвались почти одновременно.
– Сань, ты живой? – позвал директор.
– Вроде бы, – донеслось из-за порыжевших кипарисовых пирамидок. – Что с ним? Все?
Геннадий не отвечал. Он, не отрываясь, смотрел на яблоню, с которой спланировало уже целых шесть сияющих шаров. Они зависли над поляной, время от времени быстро перемещаясь не больше чем на полметра и снова замирая. Вдруг шары выстроились в линию и с ускорением, как будто их ударила невидимая ракетка, ринулись к горке вазонов, за которой скрывались люди.
– Похоже, и правда все, – мрачно резюмировал Айзель. Все восстало внутри Дениса:
– Ну как же все? Ну, бежим, бежим в другую сторону… – Вот зачем он так умоляет? Разве от директора зависят жизнь и смерть?
– Какой смысл бежать? – севшим голосом отозвался Айзель. – Они же развивают скорость больше ста километров в час.
Шесть огненных шаров неслись прямо на них. Интересно, успевает ли человек почувствовать боль перед тем, как сгорит? Вербицкий зажмурился. Главное – не закричать, встретить смерть достойно. Хотя кому это нужно?
Время тянулось, и ничего не происходило. Вдруг послышался голос Айзеля, и почему-то он звучал насмешливо:
– Молодец, Дэн. В любой непонятной ситуации самое правильное – лечь спать.
Что? Значит, это вообще все приснилось? Денис открыл глаза – нет, все та же поляна, два тела лежат, и что-то черное страшное на том месте, где недавно стоял Евгений. Из кипарисовых зарослей медленно подходил боец по имени Саня. Но светящихся шаров нигде не видно. Журналист вопросительно посмотрел на своего директора. Тот усмехнулся:
– У поэта Вознесенского есть цикл произведений «Из жизни крестиков»: летит крестик и видит толпу собратьев. У вас что, собрание профсоюза? Нет, мы сирень, – отвечают они.
– Я тупой, наверное, – сказал Вербицкий, – не понимаю.