Читаем Яблоневый сад полностью

Яблоневый сад

Крыльямешали мне спать,и я вставал в полночь,чтобы извлечь из них перо.Ночь сползалапо стенамна серебряный поднос утра.Стихи не получались.А рядом, за перегородкой,у счастливых соседей, смеялсямаленький Пушкин.

Да, мы порой хотим ясно и определённо сказать: суть существования – в творчестве, в развитии, через что мы и можем творить-созидать свои миры и себя в них. Но если уж быть совсем точным и справедливым, прежде всего, к самому себе, то – не хочется, не хочется, и всё ты тут! знать, в чём суть существования. Пусть и она и оно будут загадкой в нашей жизни земной, чтобы мы не расслаблялись, не успокаивались, не засиживались на одном месте, а – искали, переживая, отчаиваясь, воспаряя.

Ноты жизнелюбия, жизнерадостности поют на разные голоса, как птицы, то там, то тут в его стихах, и в молодых, и не очень. В двадцать шесть он заявляет, почти что с вызовом:

Уйду бродячим псомобнюхивать деревья,хватать прохожих за штаныи радовать мальчишек.

В тридцать:

Я пью зелёный чай,выплёскиваю в горлонапиток обжигающий,как солнце…И – кажется,что ночь необратима,и пишется,и думается всласть.

А в пятьдесят (или около этого) – похоже, что он – безнадёжно безнадёжный:

ПерепутаюСевер с Югом,перепутаюутро с ночью,потому чтооткрыл дорогув тёмном небедлиною в жизнь.

Безнадёжно безнадёжный, конечно же, для греха уныния.

И если в период его поэтической зрелости и – её же – поэтической мужественности появляются такие стихи:

…И волка я нашёл в пустом логуза дальней сопкой, за деревней,еды принёс, он есть не стал,он умирал в крови заката.Прости меня, мой серый брат,я – тоже волк, я – одинокий…

то они же, стихи его, думается, как предтечи больших, глубинных обобщений, в которых заложены и опыт ума, и опыт души:

Обкатаю камень,как Демосфен,во рту,запущу в небои стану ждатьвозвращенья,но камень не вернётся.Ожил Демосфен!* * *

Мы не коснулись в своих записках лаборатории поэтических форм, ценностью которых, и по праву, гордится автор «Скифотворений». Чтобы правильно и достойно провести анализ этого весьма и специфически характерного и, подозреваем, характерного явления поэзии, нужны долгие годы работы с таким материалом. Мы же претендуем лишь на – относительное! – умение рецензента, а не лингвиста, словесника, литературоведа, тем более остепенённого. Совершенно справедливо в ремарке издателем обозначено, что книга рекомендуется преподавателям вузов, специалистам-словесникам, учителям русского языка и литературы, а потому надеемся, что таковые специалисты, несомненные энтузиасты и виртуозы своего дела, своей благородной профессии, выскажут взвешенные соображения о поэтических формах «Скифотворений»; а также хочется, чтобы и других сибирских авторов не проглядели.

И напоследок, с самой последней страницы, – рисунок-подношение от Владимира Скифа, как, допустим, граффити, предложенное нашему сердцу:

жизньпрекраснаи опаснагде сияние Христавидит пред собою паствау Соборного Крестаестьв народеощущеньев деньСвятогоРождествапаствавымолитпрощеньеи останетсяжива

Вспомнилось сейчас из книги, молоденьким Владимир Скиф как-то раз сказал:

Земля пораженаокаменевшеймолниейграниц.

Да, люди разделены, чудовищно несправедливо разделены. И если на какое-то время они тесно соединяются, то магнитом соединения нередко и всё чаще в последние десятилетия истории человечества оказывается очередная распря, а то и война, бойня, резня одичания и отупения. Воистину, жизнь прекрасна и опасна. Но когда паства вымолит прощенье, чтобы остаться живой, жить в радости и мире и в мире радости земной и вышней?

(2014)

<p>Свет дневной есть слово книжное</p>

Перейти на страницу: